Мы оба подобрали с земли свои вещи. Застегивая пряжку широкого ремня, Жерар стрельнул в меня взглядом и буркнул:

– Этот разговор окончен.

– Идет.

Я поплелся к лошадям. Вскоре мы уже продолжали путь.

Родник в роще мелодично журчал. Плывущее к зениту солнце растянуло лучистые струны промеж деревьев. На земле еще оставалась роса, и дерн, который я нарезал, чтобы накрыть тело Каина, был влажным.

Я привез с собой лопату и вскрыл могилу. Жерар молча помог мне перенести тело на расстеленный на земле кусок парусины, также привезенный с этой целью. Завернув в парусину труп брата, мы зашили ткань широкими свободными стежками.

– Корвин! Посмотри! – сдавленным шепотом проговорил Жерар и схватил меня за локоть.

Я посмотрел туда, куда он показывал, и окаменел. Мы оба, не в силах пошевелиться, не могли отвести глаз от дивного зрелища. Мягко-белое мерцание превращало его шерсть и гриву в подобие нежнейшего пуха; изящные копытца казались золотыми, как и тонкий витой рог, растущий из узкого чела. Он стоял на одном из валунов, хрумкая растущими рядом листьями. Глаза его, когда он поднял голову и повернул ее в нашу сторону, сияли двумя изумрудами. Несколько мгновений он был столь же недвижим, как и мы, а потом быстро, взволнованно переступил, приподнял левую переднюю ногу и трижды ударил копытом о камень. А затем словно растаял в воздухе, как снежинка, и безмолвно исчез – возможно, в лесу, что был справа от нас.

Я очнулся и бросился к камню, Жерар за мной. Во мху рядом остались следы небольших копыт.

– Значит, мы действительно видели его… – пробормотал Жерар.

Я кивнул.

– Что-то видели, точно. Прежде тебе доводилось?..

– Нет. А тебе?

Я покачал головой.

– Джулиан божится, что однажды видел его, – сказал Жерар. – Издалека. Говорит, что гончие отказались вставать на след.

– Какой же он красивый – шелковый хвост, сияющие копытца…

– Да. Отец всегда говорил, что встреча с ним – добрый знак.

– Я бы не прочь.

– Странное время он выбрал для появления… столько лет…

Я снова кивнул.

– Может, это что-то значит? В смысле, он наш покровитель и все такое… Может, мы что-то должны сделать?

– Может, и должны, но мне отец ничего про это не говорил, – ответил я и осторожно погладил камень, где стоял единорог. – Если ты знаменуешь некий поворот наших судеб, если ты даруешь нам свою милость, благодарю тебя, Единорог, – сказал я. – Но даже если нет, благодарю тебя за то, что появлением своим ты озарил нашу жизнь в эти мрачные дни[15].

Затем мы напились из родника. Взвалив нашу скорбную ношу на спину вьючной лошади, мы повели коней под уздцы и сели верхом, только удалившись достаточно далеко от поляны, где все осталось недвижно, кроме ручья.

Вечны непрестанные ритуалы жизни, неизменны людские чаяния на лучшее бытие, а впросак попадаешь постоянно. Таков тем вечером был итог моей немалой житейской мудрости, помноженный на чувство творческого вдохновения. Рэндом в ответ на это хмыкнул и кивнул.

Все семейство собралось в библиотеке. Я сел на краешек письменного стола. Рэндом расположился на стуле справа от меня. Жерар стоял у противоположной стены, внимательно разглядывая то ли развешанное по стенам оружие, то ли гравюру Рейна, где был изображен единорог. Ни Жерар, ни мы с Рэндомом не обращали никакого внимания на Джулиана – этот развалился в мягком кресле у стеллажей, сложив руки на груди, вытянув и скрестив ноги и рассматривая исключительно собственные чешуйчатые ботфорты. Фиона, росточком всего-то в пять футов и два дюйма, стояла у камина, беседуя с Флорой, и зеленые глаза искрились, сталкиваясь с синими. Волосы Фи полыхали, с лихвой заменяя отсутствующий в камине огонь. Она почему-то всегда напоминала мне только что завершенную работу художника, который отложил кисть, критически улыбнулся, и в голове у него роятся вопросы. А надключичная ямочка у основания шеи всегда приковывала взгляд, словно метка мастера, особенно когда Фи насмешливо или надменно запрокидывала голову, взирая на нас, высоких. Она едва заметно улыбнулась, несомненно зная, что я на нее смотрю, играя в ясновидящую, которая никогда не утратит способности смущать других. Ллевелла, устроившись в углу спиной к нам, притворялась, будто читает книгу. Зеленоватые волны ее волос немного не достигали темного ворота платья. Являлась ее любовь к уединению следствием сознательного отчуждения или простой осторожности, я никогда понять не мог. Возможно, и то и другое. Ллевелла в Амбере была нечастой гостьей.