– Неужто, Макмердо? Вы меня удивляете! Вчера вечером я сообщил брату, что приведу с собой друзей.
– Хозяин сегодня не выходил из комнаты, мистер Таддеус, и не отдавал мне никаких распоряжений. Вам прекрасно известно, что я должен строго следовать правилам. Могу вас впустить, но ваши друзья пусть останутся там, где стоят.
Помеха была непредвиденной. Растерянный Таддеус Шолто беспомощно озирался по сторонам.
– Это нехорошо с вашей стороны, Макмердо! Если я ручаюсь за своих спутников, чего вам еще нужно? К тому же здесь молодая леди. В такой час ей не пристало ждать на проезжей дороге.
– Весьма сожалею, мистер Таддеус, – ответил неумолимый привратник. – Может, гости друзья вам, но не хозяину. Он хорошо мне платит за службу, и я свои обязанности выполняю. С вашими друзьями я не знаком.
– Да нет же, Макмердо, знакомы! – добродушно воскликнул Шерлок Холмс. – Не думаю, что вы меня забыли. Помните боксера-любителя, с которым вы провели три раунда в зале Элисона в вечер вашего бенефиса четыре года тому назад?
– Да неужто это мистер Шерлок Холмс? – гаркнул чемпион. – Господи боже, как же я сразу вас не признал! Вот не стояли бы молчком в стороне, а шагнули бы через порог и нанесли мне ваш встречный в челюсть, я бы тотчас сообразил, кто вы такой есть. Зря вы растратили ваши таланты, зря! Далеко бы пошли, стоило вам только захотеть.
– Вот видите, Ватсон, случись мне оказаться не у дел, передо мной будет открыта еще одна научная стезя, – со смехом отозвался Холмс. – Наш друг, я уверен, больше не заставит нас дрожать от холода на открытом воздухе.
– Входите, сэр, входите вместе с друзьями! – зазывал Макмердо. – Очень сожалею, мистер Таддеус, но приказания мне были отданы самые строгие. Я должен был точно знать, кто ваши друзья, прежде чем их впустить.
За каменной стеной к громадному зданию вела извилистая, усыпанная гравием тропа. Дом, квадратный и скучный, тонул в темноте: только лунный луч освещал один угол и отражался в чердачном окошке. Обширность здания, густой мрак и мертвая тишина вселяли в сердце холодок. Даже Таддеус Шолто казался обеспокоенным: фонарь в его руке раскачивался и дребезжал.
– Не понимаю, – пробормотал он, – тут, вероятно, какая-то ошибка. Я напрямик сказал Бартоломью, что мы сюда явимся, но в его окне свет не горит. Не знаю, что и подумать.
– Ваш брат всегда так строго охраняет свои владения? – спросил Холмс.
– Да, он последовал обычаю моего отца. Видите ли, Бартоломью был его любимчиком. Я иногда думаю, что отец рассказал ему больше, чем мне. Лунный свет падает как раз на окно Бартоломью. Светится ярко, но в комнате, кажется, темно.
– Да, – согласился Холмс. – Впрочем, как я вижу, в окошечке рядом с входной дверью мерцает огонек.
– Да, это комната домоправительницы – старой миссис Бернстоун. Она нам все расскажет. Но вы не против подождать тут минуту-другую? Если мы заявимся к ней без предупреждения, это может ее напугать. Тише-тише, что там такое?
Шолто поднял фонарь. Рука его дрожала, и круги света задрожали вокруг нас. Мисс Морстен схватила меня за руку: с колотящимся сердцем мы застыли на месте, напрягая слух. В ночном безмолвии из огромного черного дома донеслось печальнейшее, что можно услышать, – жалобное прерывистое всхлипывание испуганной женщины.
– Это миссис Бернстоун, – сказал Шолто. – В доме, кроме нее, женщин нет. Подождите здесь. Я сейчас вернусь.
Шолто поспешил к входной двери и постучал особым способом. Высокая пожилая женщина отворила дверь и радостно встрепенулась:
– Ох, мистер Таддеус, сэр, как я рада, что вы пришли! Как я рада, что вы пришли, мистер Таддеус, сэр!