Первой мыслью было: что-то случилось с Терри, и он нажал на соединение. Но Лорен предложила ему пост директора лондонского филиала своей компании. Детали предстояло обсудить лично с ее заместителем, который собирался приехать в Лондон на следующей неделе.

Иногда высшие силы срабатывают крайне оперативно, подумал Тони. Не успел попросить – а ответ уже готов. Жаль, это бывает так редко.

Он вспомнил, что ничего не ел с раннего утра, и поднялся к себе в квартиру. Наскоро приготовил какие-то полуфабрикаты, сжевал, не чувствуя вкуса.

Рассказывать Питеру о поездке к Аманде или нет? Но какое это теперь имело значение? Теперь, похоже, вообще ничего не имело значения.

Тони ходил по студии взад-вперед, держа в руках бокал бренди. Теперь он пил не так чтобы много, но часто. Почти каждый день. Не забыться, нет. Просто так боль из острой превращалась в тупую, которую можно было терпеть. Как будто стальные шипы сгладили рашпилем. И так можно было терпеть рядом Эшли. Он не знал, что хуже – терпеть ее или остаться в полной пустоте.

Часы на башне пробили половину десятого. Никто не поинтересовался, приехал он или нет. Питер не хотел его видеть. Эшли наверняка дулась из-за того, что не предупредил. Джонсону тоже было наплевать.

Тони подумал, что если не сделает хоть что-то, не поговорит с кем-то, его просто разорвет на клочки. Ну а что, у него есть вполне подходящий повод: сообщить Питеру об уходе Вот прямо сейчас пойдет и скажет. И, возможно, вещи собирать придется уже завтра, потому что исход этого разговора непредсказуем…

Он открыл дверь парадного входа и вошел в холл. Комендантский час отменялся, когда хозяева приезжали в Скайхилл. Мало ли вдруг им захочется перед сном прогуляться в парке. Все равно, по регламенту, дворецкий не мог лечь спать, не получив разрешения.

Тони заглянул в гостиную и в библиотеку – никого. Дверь кабинета Джонсона оказалась закрытой, как и каморка Эшли по соседству. Разыскивать Питера по всему дому было бы глупостью. Звонить по телефону не хотелось. Выйдя наружу, Тони посмотрел на окна – в кабинете на втором этаже горел свет.

Вернувшись в холл, он поднялся по лестнице на галерею и остановился у портрета Маргарет.

- Ну вот, Маргарет, я сделал, как ты посоветовала, - сказал он. – Съездил к Аманде. И еще раз должен попросить прощения. Но кто бы объяснил, что это было, и почему мы со Светой видели тебя в мужской одежде. Если б ты знала, в каком я сейчас ужасе. И насколько не представляю, как быть.

Тони рассказал портрету обо всем, что случилось, и замолчал, словно ожидая ответа.

- Да, смотрит Маргарет на своего потомка и радуется: надо же, какой милый мальчик вырос!

Резко обернувшись, Тони увидел за спиной Люси. Он не слышал, как открылась дверь будуара, и не представлял, сколько времени она вот так стояла, слушая его монолог. Глаза ее были зло сощурены, а ноздри подрагивали, как у скаковой лошади.

- Я думала, Тони, ты мужчина. А оказалось, трусливая капризная баба. Я так и знала, что ничего хорошего у вас со Светой не выйдет.

- Люси, послушай…

- Я уже все услышала. Не знаю, что там у вас было в начале, но после нашего с Питером приезда ты все время вел себя как самый настоящий придурок. И если бы Светка не была в тебя влюблена, как последняя идиотка, она бы это поняла. Вовремя поняла, а не тогда, когда ты заделал ей ребенка и слился.

- Да что ты несешь? – взорвался Тони. – Я слился?!

- Да-да, конечно, это все она, ничего не сказала, бросила тебя, бедненького. Если бы ты знал, как она рыдала, когда я ее в аэропорт везла! Ничего ему не скажу, потому что он на мне женится, а я не хочу выходить замуж за того, кто меня не любит.