- Не представляю… - я скосила глаза на его бейджик, но там значилось «Медведев М.М.», и мне едва удалось сдержать смешок.

- Михал Михалыч, будем знакомы, - он правильно понял мой взгляд, а я сжала губы в куриную гузку, только чтобы не расхохотаться.

- Так вот, моя драгоценная, - Михал Михалыч между делом проверил мой пульс. – Сто двадцать, однако. Должен вам сказать, что братья Колобки пока нич-чего не понимают. Вообще тахикардия у беременных – дело обычное. Нахлебник растет, потребляет ресурсы. Сердечку приходится компенсировать. Но чаще всего не так критично. И ближе к часу Ч. А вы еще до экватора не добрались. Все стандартные анализы в норме, давление в норме, сердце, почки и щитовидная железа в норме, ребенок развивается идеально. Посмотрим, что даст расширенное обследование. Так, пока не разрешу, не вставать.

- А в туалет? – жалобно пискнула я.

- Никаких туалетов! Умереть на горшке – это стыдно. Такая красивая женщина – и такая нелепая смерть. Там, - он ткнул пальцем в потолок, - вас не поймут.

- Но вы же сами сказали, что сердце в норме, - надулась я.

- Знали бы вы, душечка, сколько замечательных, отменно здоровых внешне сердец я повидал на вскрытии. Правда, все они почему-то немножечко умерли. Я вас не пугаю. Просто хочу, чтобы вы поняли: все это серьезно и по-взрослому. Сердце без причины не бесится. Но мы эту причину пока не знаем. Тахикардия – только симптом, а не болезнь. Возможно, это безобразие спровоцировал ваш токсикоз. Как бы там ни было, у нас с вами две задачи: чтобы вы не умерли и чтобы родили здоровенького – кто там у вас, мальчик? – вот, здоровенького мальчика. Так что лежите, спите, ешьте, читайте приятные книжки и думайте о позитивном.

Спасибо, доктор Вини-пух, подумала я, вокруг просто зашибись позитива.

- А хотя бы приблизительно сколько я тут пробуду? – робко поинтересовалась я. – У нас через неделю регистрация брака…

Он посмотрел на меня крайне выразительно. Наверно, ему очень хотелось сказать, что такие дела надо делать в иной последовательности: сначала оформить свою половую жизнь официально, а потом уже размножаться, но он сдержался.

- Забудьте, - сказал Винни-пух, состроив зверскую гримасу. – В лучшем случае, если удастся выявить в вашем прекрасном теле гнездо инсургентов, вы прогостите у нас недельки две. В худшем - прямо отсюда поедете в белой карете в спецроддом номер тринадцать. Кардиологический. И проживете там до самых родов безвылазно. Кстати, уже начинайте настраивать себя на кесарево. Если это безобразие не прекратится, самостоятельно вы вряд ли сможете родить.

Когда он ушел, в голове у меня крутилась всего одна мысль. Вполне идиотская.

Прощай, бикини…

- Может быть, удастся уговорить какого-нибудь сотрудника загса провернуть это прямо здесь? – предположил Федька, когда я пересказала ему разговор с Винни-пухом.

- С ума сошел? – возмутилась я. – Легче уж договориться, чтобы нас расписали за пять минут в каком-нибудь рабочем кабинете вообще без церемонии.

- А если тебя действительно не выпустят до самых родов?

- Значит, не выпустят.

- Ты знаешь, сколько геморроя усыновить уже родившегося ребенка?

- Ты сам сказал, что у нас есть время подумать, стоит ли это делать.

- Свет, ты совсем ку-ку? – разозлился Федька. – Я имел в виду, что есть время подумать, говорить ли ребенку, кто его настоящий отец. Впрочем, тебе решать, я не настаиваю.

- Мне доктор сказал лежать, спать и думать о позитивном.

Это был запрещенный прием, но что мне еще оставалось? Не развивать же тему дальше. К тому же в ушах снова противно зазвенело.