– Красивая была женщина эта – Елена Валентиновна Андриевская.

– Да, судя по ее прижизненной фотографии, дурнушкой она не была, – согласилась Мирослава и толкнула в сторону Мориса фотографию погибшей.

– Пока вы здесь разговаривали с клиентом, я успел насмотреться на нее во всевозможных ракурсах, – сообщил Миндаугас.

– Она что, выкладывала в интернет свои фотографии?

– Нет, в основном это делал сын Олег на своих страницах. Много там и семейных фотографий.

– Выходит, что мальчик любил свою мать, – обронила Мирослава.

– Что в этом удивительного? – спросил Морис, искренне любивший свою собственную мать.

– Ничего, – ответила она. – Меня скорее удивляет то, что ее любил муж.

– А что, мужьям воспрещается любить своих жен? – Миндаугас недоуменно изогнул правую бровь.

– Не в этом дело, – поморщилась Мирослава.

– А в чем?

– В том, что жена Андриевского была старше его на двадцать лет.

– По-моему, она тщательно следила за собой, – произнес он.

– Почему ты так решил?

– На снимках не бросается в глаза разница в их возрасте.

– Тебе только так кажется. Вспомни пословицу: «Хоть в работе, хоть на ложе, а все лучше помоложе». Впрочем, это бы нас не касалось, если бы Елена Андриевская не дала себя убить.

– Не понимаю, как убийство может быть связано с разницей в их возрасте, – недоуменно проговорил Морис.

– Если убивают одного из супругов, то под подозрение попадает второй. А тут и мотив налицо, – проговорила она небрежно.

– Вы что же, подозреваете Андриевского? – изумился Морис.

– Почему нет?

– Он мог просто развестись с ней, если она, конечно, и впрямь надоела ему.

– Развестись легко небогатым людям. А Андриевскому пришлось бы делить имущество с женой. Да и сына…

– Вы сами не верите в то, что вы говорите, – не без иронии заметил Морис.

– Может, ты и прав, – легко согласилась она. – Меня удивляет то, что эта версия не пришла в голову Наполеонову.

– Может, и пришла. Откуда вы знаете?

– Если бы Шура начал подозревать Андриевского, то он бы не разгуливал так свободно по городским окрестностям.

– Шура мог проверить алиби мужа убитой и таким образом убедиться в его невиновности.

– Ну да, ну да, – покивала она.

– По-моему, вы недооцениваете разыскной потенциал своего друга детства, – заметил Миндаугас.

– Что ты, Морис! Я не заслуживаю столь суровых укоров с твоей стороны, – рассмеялась Мирослава.

– В версию с алкоголиком вы тоже не верите? – спросил, проигнорировав ее иронию, Миндаугас.

– Скажем так, – попыталась она уйти от прямого ответа, – я в ней сильно сомневаюсь.

– Тогда, может быть, стоит начать с единственной родственницы Елены Валентиновны Андриевской? – предложил Миндаугас.

– Пожалуй, так и поступим, – согласилась она. – Вот только что-то подсказывает мне, что разговор с младшей сестрой Елены Валентиновны мало чем сможет нам помочь.

– Это все происки вашей интуиции, – пошутил он.

– И не говори! Скоро мне предстоит убедиться в правильности ее намеков.

– Надеюсь, вы не собираетесь прямо сейчас отправиться к Кустовой?

– Нет, я сделаю это завтра утром.

– Но позвоните вы ей сегодня?

– Нет, Морис.

– Завтра утром?

– Я вообще не собираюсь звонить Александре Валентиновне, потому что намереваюсь застать ее врасплох.

– Навряд ли у вас это получится, – заметил Морис.

– Это еще почему? – удивилась Мирослава.

– Потому что, узнав о гибели сестры, Кустовая находится в трауре. И это вне зависимости от того, в каких отношениях она находилась с Еленой Валентиновной при ее жизни.

– Оптимист, – обронила Мирослава.

– Что? – Морис широко распахнул свои серо-голубые глаза.