Во сне он полетел в то далёкое лето. И увидел старую беседку, стоящую среди цветущей сирени, с пятнами солнца на горячих досках; сухую, некрашеную скамью с букетом васильков; тонкие руки в ажуре; и её огромные чёрные глаза. Колдовские глаза. Глаза ведьмы. Глаза очковой змеи.

А теперь, дорогие читатели, мы готовы приоткрыть вам небольшую завесу и рассказать о том, чей образ вы увидели на первых страницах этого романа. Господина, оказавшегося октябрьским утром 1910 года в купе знаменитого «Норд-экспресса», следующего от Санкт-Петербурга в сторону славного города Парижа, звали Михаилом Алексеевичем Гладышевым. Это был потомственный дворянин, тридцати пяти лет от роду, отставной титулярный советник, некогда служивший горным инженером. Получив в собственное распоряжение небольшое и обветшалое имение в Гатчине, в наследство от почившего дяди, а так же весьма приличные капиталы от брака с дочерью фабриканта Решетова, Михаил Алексеевич, не обнаруживая пристрастия к продвижению по карьерной лестнице, а так же в силу небольшой травмы ноги на одном из горных хребтов Урала, года за три до описываемых событий, решил уйти в отставку. Но при этом сохранил за собою право заниматься научной деятельностью. Он планировал написать несколько работ по тематике горных изысканий, а после засесть за подготовку докторской диссертации.

Однако само решение об уходе со службы в глубине души он благословлял, как одно из самых лучших собственных решений. Его всегда привлекала свобода во всех её проявлениях. В самом деле, думал он, неужто мой несчастливый брак и все те неудобства, кои он мне доставил, не стоят права, вставать в любом часу утра или даже дня и иметь возможность, заниматься чем угодно или вовсе ничем не заниматься. И то ли подобная философия была некой формой душевной или физической лени, то ли ещё чего-то более сложного, но сие стремление он называл «желанием полной свободы».

«Каждый имеет право на ту степень свободы, которую он просто в состоянии взять», – часто рассуждал наш герой.

Внешне это был красивый высокий брюнет, стройный и даже худощавый. Черты его смуглого лица, длинный прямой нос, чёрные усы и восточный разрез карих глаз делали его похожим на крымского татарина, черкеса или болгарина. Его часто спрашивали, не является ли он носителем кавказских, либо персидских кровей. На что он неизменно отшучивался, делая предположения о том, что родители зачали его на отдыхе в Ливадии. И очевидно его покойная матушка в те дни слишком долго наблюдала за показательной джигитовкой крымских татар. Любопытствующие понимающе кивали и усмехались его удачной шутке. На самом же деле Михаил Алексеевич прекрасно знал, что азиатские черты лица ему достались от родственников по материнской линии, в жилах которых действительно текла когда-то татарская кровь.

И надобно сказать, что восточное лицо, смуглый тон чистой кожи, высокий рост и хорошая осанка, делали его весьма привлекательным для противоположного пола. Он любил красиво и с лоском одеваться, умел носить новомодные фраки, визитки и смокинги, его ноги украшали иностранные штиблеты, либо щегольские опойковые сапоги, сшитые на заказ у лучшего петербургского сапожника. Нет, он решительно не был франтом в полном смысле этого слова, но, ни один из его знакомых ни разу не видел его небрежно одетым.

Несмотря на азиатскую внешность, Михаил Алексеевич имел довольно уступчивый и мягкий характер и решительно не любил ссор и конфликтов. С бывшими любовницами и подругами он всегда расставался миролюбиво. И если это удавалось, то оставался с ними даже в приятельских отношениях.