– Это дело приватное, – поспешил заверить Бекшеев целительницу. – Но… где мы могли бы поговорить?
Над золотыми волосами порхали золотые пылинки. А лицо женщины вдруг изменилось. И я увидела, что она куда старше, чем кажется.
Но длилось это несколько мгновений.
– Давайте, ко мне в кабинет… Антонина Павловна, Семерякову я сама позвоню.
– Позвонит она… – в спину донеслось ворчание. – Конечно, позвонит… а этот ненормальный и радый будет… ходят тут и ходят. Ходят и…
Глава 10. Амбисфена
«И кровь ея, пролившись наземь, была столь горька, что отравила и землю. А травы, на ней росшие, обратились гадами. Были те гады столь ядовиты, что одна голова не способна была удержать в себе оный яд. И потому возникла другая, подобная первой. Так появился редкостный гад, про которого многое писано, рекомый амбисфеной»[10]
«Легенды и предания, а тако же тайные знания о гадах ползучих, пользе и вреде ими причиняемом»
– Антонина Павловна – сложный человек, – женщина шла небыстро, она как-то сразу подстроилась под шаг Бекшеева, держась чуть впереди, но не настолько, чтобы пришлось её догонять. – Но совершенно незаменимый. Без нее больница точно развалилась бы… Простите, как вас зовут?
– Это вы меня простите. Мне стоило представиться. Алексей Павлович. Бекшеев.
– Зима, – сказала Зима, озираясь. – У вас тут уютно. Для госпиталя…
– Людмила. Людмила Ивановна Сидорова… – Людмила Ивановна протянула руку, и Бекшеев осторожно её пожал. Почему-то показалось, что целовать эту руку будет до крайности неуместно. – Это не совсем госпиталь. Скорее и госпиталь в том числе, но больше народная лечебница. Её еще моя бабушка основала. Отдала свой дом. Перестроила… она была целительницей. Родилась в купеческой семье. Потом сбежала из дому.
– Зачем?
– Говорила, что время было такое… идеалов. Что ей хотелось менять мир к лучшему, а отец требовал, чтобы она вышла замуж и рожала детей. Столкновение старого и нового, идей и реальности. Она даже к революционерам одно время примкнуть пыталась.
– Не вышло?
– Скажем так… целители – люди своеобразные. И мысль о том, что нужно кого-то убить во имя общественного блага противоречит самой их сути.
– Понимаю.
– Извините за нескромный вопрос, а Бекшеева…
– Матушка.
– Тогда для меня большая честь познакомиться…
– Я сам от целительства очень далек, – Бекшеев улыбнулся. – Скорее уж я на другой стороне, если так можно выразиться. Профессиональный пациент.
– И не будете против, если я вас осмотрю? – в ясных глазах Людмилы пляшут смешинки. И Бекшеев почему-то взгляд отводит, как будто сделал что-то дурное.
Тихо хмыкает Зима.
И в этом вновь чудится то ли упрек, то ли насмешка.
– Это будет очень любезно с вашей стороны, – говорит Зима. – А то его к целителям чуть ли не силком тащить приходится.
Людмила толкает дверь, которая ничем-то от иных не отличается. Таблички на ней нет, как и иных опознавательных знаков. Разве что перед дверью коврик лежит, и Бекшеев, уважая чужие порядки, старательно вытирает ноги.
– Прошу… – Людмила входит первой.
– Значит, ваша бабушка сбежала. А потом вернулась?
– Когда началась смута. Семью… расстреляли бунтовщики. Она очень переживала… ну и когда успокоилось, когда получила наследство, то решила потратить его на лечебницу для народа. Она считала, что истоки бунта и лежали в народном недовольстве. Что если улучшать жизнь простых людей, им и в голову не придет бунтовать. Моя мама приняла наследство. А сейчас и моя очередь. Только пришлось передать на баланс города. Деньги закончились. Так что я теперь работаю здесь за зарплату…