– В целом ситуация.

Бекшеев почему-то чувствовал виноватым себя, хотя объективно говоря никакой вины за ним не было и быть не могло.

– Это да… – Зима почесала Девочку за ухом. – Слушай, а если посоветовать Одинцову сводить девчонку к менталисту? Пусть он ей поможет разлюбить?

– Ты серьезно?

– Нет, – ответила Зима. – Просто вот… мало того, что он явно сволочь, так еще и несамостоятельная. Жалко девочку. И поневоле начинаешь думать, что чуть-чуть помочь ей – это и не зло даже, это правильно и разумно. Хотя ни черта оно не разумно. Но… вся эта семейка. Меня от них дрожь пробирает.

Разговор прервал Тихоня, появившийся в сопровождении невысокого мужичка.

– Вот, подвезут нас. Говорят, что гостиница хорошая… и с собачками пускают. Да и в целом Фрол Яковлевич готов помочь. Поработать водителем за малую денюжку.

Фрол Яковлевич церемонно поклонился и картуз с головы стянул, обнаживши лысину.

– Человек он местный. Всех вокруг знает…

– А в Змеевке знаете кого? – поинтересовался Бекшеев.

– Так ить… свояк у меня в Змеевке живет, – голос у Фрола Яковлевича оказался на диво низким, густым. – Свояк-то, ежели чего, сподмогнет…

Это хорошо.

Пожалуй.

Гостиница расположилась в маленьком уютного вида особнячке, судя по лепнинам и колонне, возведенном тем же архитектором, который трудился над вокзалом. Яркий желтый цвет, в который выкрасили стены, лишь усиливал сходство.

– Эт еще когда строили, – сказал Фрол Яковлевич, помогая с чемоданами, которые вполне себе вместились. – Давно уже. Когда тут земли были Пестряковскими… большие люди были.

Девочка выбралась из машины и потянулась.

– Ишь, тварюка какая… – это прозвучало безобидно, скорее даже с восхищением. – Я таких в войну видывал… только помельче.

Девочка, присев на зад, склонила голову и тявкнула.

– Понимает. Они нам тогда крепко сподмогли.

– Воевали? – Бекшеев стоял, глядя на лестницу, и думал, почему так. Почему в каждом мало-мальски похожем на особняк здании возводят этакие длинные, многоступенчатые лестницы.

– Случилось. Вам, мыслю, тоже ж… кто ж не воевал. Хотя… эти ваши и не воевали аккурат.

– Каблуковы? – уточнила Зима.

– Ага.

– Отец Анатолия, сколь знаю, был военным? – Бекшеев всерьез раздумывал, не поискать ли иного жилья. В своей обстоятельности Фрол Яковлевич наверняка должен знать, не сдает ли кто дом или хотя бы комнату.

Желательно, без лестницы.

– Да только числился. Гелька-то в семье честная женщина была. Вон, ушла медсестрою, а остальные-то… – Фрол Яковлевич сплюнул. – Гнилье.

– Вы её знали?

– Случалось встречаться. Она туточки, при госпитале частенько бывала. Работала раньше даже, хотя тоже ж благородная. Потом вроде сама прихворнула. Ну так ведаете, на войне-то и у мужика здоровья не прибудет, что уж о бабе говорить.

– В госпитале, стало быть… – Бекшеев с Зимой переглянулся.

А может, и к лучшему, что останутся они тут. Что-то подсказывало, что в гостях, где им не рады, узнать получится немного. Вряд ли Мария Федоровна продолжит откровенничать, да и сам Анатолий сделает все, чтобы прочно закрыть шкафы с семейными скелетами.

– А то… там они с Милочкой вдвоем заправляли… вы к Милочке наведайтесь. Она-то больше моего знает… а Каблуковы… младший был мал еще, когда война началась. После-то постаршел, но тоже не пошел. А отец его с поставками мутил чегой-то… так намутил, что и дом поставил, и поместье обновил. Сказывают, цельные мильёны нажил. Да только воспользоваться не успел. Помер. Небось, Господь, он все-то видит… идемте. Я вас с Петровной сведу. Она-то хорошая женщина, но вида строгого…