Потом, много позже, были другие ситуации, произошло много всякого, эпизод с Герхардом… Красивый парень, ариец чистой воды, уверенный в себе, фанатик до мозга костей… «Позвольте мне…» Он уже был в чудовищном состоянии, и товарищи, которые им занимались, отказались. «Позвольте мне…» Они находились в сарае, вдали от всего, пора было уходить, следовало избавиться от этого немца до наступления ночи. «Позвольте мне…» Уверенный, не терпящий возражений голос Матильды. Ни тени сомнения. Анри дал слабину – он согласился. Потребовал только, чтобы с ней остался вооруженный мужчина. Таково было его условие. Остался Жиль – Анри вспомнил его имя. Остальные ушли, оставили их, Герхарда и Матильду, наедине. «Ты можешь зайти к моим родителям? Чтобы они попусту не волновались».

Анри зашел к доктору Гаше, ему открыла жена доктора, он их успокоил – они ему доверяли.

Спал он плохо. На следующее утро, встревоженный, он появился первым, на рассвете. Товарищ из охраны дремал на сене у начала дороги – автомобиль Анри разбудил его.

– Он мертв, – доложил товарищ.

Выглядел он оглоушенным, наверняка от усталости.

– Где Матильда?

Ни слова не говоря, Жиль указал на сарай. Анри бросился туда, рывком распахнул дверь, Матильда проснулась.

– Ты напугал меня, – сказала она, поднимаясь.

Она одернула юбку, словно выходила из-за стола. Она протянула ему лист бумаги, он узнал ее почерк. Судя по черным следам у нее под ногтями, воды там не было, колодец давно пересох. «Здесь все», – сказала она. Два имени, дата, место, с десяток слов. Он прошел в глубину сарая, там светила подвешенная к балке на шнуре лампочка. Земля возле стола была влажной, она впитала много крови. К тому же распростертый солдат был белым, выпотрошенным, как рыба. Анри стошнило. Все пальцы рук и ног грудой валялись в ведре, должно быть служившем для дойки коров, когда ферма еще существовала. Вместе с глазами, яичками и чем-то еще, чего ему не удалось опознать.

– Я смертельно устала, можешь попросить Жиля проводить меня?

Она была здесь, она улыбалась. Она ждала похвал? Нет, не этого она хотела. Она собрала свои вещи, обернулась и посмотрела на Анри. Это лицо отпечатается в его памяти и будет возникать перед ним всякий раз, когда что-то вот-вот должно будет произойти между ними. Это не было лицо уставшей женщины – это было лицо женщины… удовлетворенной.

Во дворе Жиль признался Анри:

– Я ушел… Я не мог больше это слышать, понимаешь? – оправдывался он.

– Ну что, пошли? – спросила Матильда.

Жиль опустил глаза и направился за сарай, к своей спрятанной машине. Матильда поцеловала Анри в щеку и пошла прочь. Эта фигура совратила бы и святого.

После в группе ничто уже не было как прежде.

Матильда была… Анри пытался подыскать слово. Когда речь шла о той Матильде, времен войны, слов требовалось немало.

История с двумя прирезанными солдатами порядком поразила товарищей, но ночью Матильда в компании сержанта окончательно парализовала сеть. С тех пор бойцы четко разделились на тех, кто категорически отказывался с ней работать, и тех, кто перед ней преклонялся и был ей безгранично предан. Она была призраком и тайной советчицей, музой и талисманом, богиней и дьяволом. Тогда Анри особенно поразило то, что многие мужчины стали желать эту женщину. Уступала ли она их ухаживаниям? Никто не похвастался.

Никто не знал, кто такая на самом деле эта Матильда. Другого Герхарда никогда больше не случилось, но, если требовалось убить солдат или коллаборационистов, она всегда была тут как тут. Как будто это ее законное право. При этом она отдавала предпочтение холодному оружию. «Не так заметно, не так шумно», – говорила она.