Забравшись в кабину снегохода, почтенный Бурк наконец проснулся.
Сразу.
Быстрыми, но осторожными движениями он ощупал все тело юноши, зачем-то поднял ему правое веко и внимательно всмотрелся в серый безжизненный глаз.
– Ладно, – сказал он, – давайте, заносите его в дом. А за грибами к обеду заедете, а то знаю я вас…
– Справа по курсу находится звезда класса Сол. Расстояние до нее – менее года. Астрономы насчитали семь планет, и по их мнению, две из них вполне могут оказаться подходящими для нас. К сожалению, на «Надире» погибли все специалисты, а люди с «Шеера» и «Саксона» не обладают достаточной квалификацией, чтобы точно сказать, каковы биофизические условия этих миров…
В кают-компании начался хаос.
Презрев погоны и мундиры, офицеры вскакивали со своих мест, кричали перебивая друг друга, и Волльмеру понадобилось несколько минут, чтобы заставить людей придти в себя. Он понимал, он очень хорошо понимал их. Они шли в неизвестность уже несколько месяцев. Радиотелескопы «Надира» обшаривали окрестности в поисках хоть сколько-нибудь приемлемого места для стоянки, но все тщетно, а тут – такая редкая, почти невероятная удача!
Они готовились к долгой робинзонаде на дикой, абсолютно непригодной для жизни планете, готовились к невыносимому заточению в бронированных скорлупах своих зведолетов, сознавая, что в лучшем случае им посчастливится найти планету с не слишком высоким тяготением и приемлемым уровнем излучения. Они знали, что их ждет изнурительная работа в тяжелых защитных скафандрах, само пребывание в которых мучительно – и вот теперь, скорее всего, вместо скафандров их ждут лишь легкие дыхательные маски и неизбежные бактериологические фильтры… людям казалось, что прямо сейчас с них свалилась многомесячная тяжесть бронированных наплечников – тяжесть, которую они еще не успели ощутить, но зато уже успели ею пропитаться.
– Да, это все так, – продолжил Волльмер, когда в помещении наступила наконец тишина. – Мы уже завершили поворот, и теперь двигаемся прямо туда. Через пару суток мы уже будем знать, что нас ждет… но у меня есть еще одна новость, далеко не такая добрая. Сегодня «Надир» поймал обрывки дальних переговоров: вокруг Беллами идет сражение, господа…
– О, ч-черт! – громко сказал кто-то.
… – Удивляюсь я вам, доктор. Поспали бы что ли… только с вахты, а все туда же!
– Да устал я отсыпаться, Мэри-Бин. Только и делаю, что сплю и книжки читаю.
Крупнотелая, приятно округлая девушка с игривыми черными глазками жеманно отстранила руку Огоновского, улегшуюся на ее правом бедре и рассмеялась:
– Признаться, мне и самой бывает одиноко… но нельзя же так! Мы с вами и не знакомы почти! Ах-ах-ах, скажите еще: «вот, типа, и познакомимся», а?
– Несерьезная ты, Мэри-Бин. Я, старый больной человек, да ты гордиться должна, особенно при твоем-то одиночестве!
За спиной Огоновского с шипением раскрылась дверь отсека, и в белый свет потолочных ламп всунулась молодая остроносая физиономия, обрамленная буйными черными локонами.
– Андрей, – заговорщическим тоном прошипела она, – я тут такое узнал!
– Что там еще? – недовольно обернулся майор, оторванный от дела на самом интересном месте.
– А-аа, идем. Мы там в ординаторской собрались, все это дело вспрыснуть надо. Либих свой коньяк достал. Пошли-пошли, новость – закачаешься!
Огоновский недовольно фыркнул, подмигнул несколько обескураженной сестре и вышел вслед за молодым чернявым капитаном, на котором был не совсем уместный врачу синий бортовой комбинезон с кобурой.
– Что это ты вырядился-то? – удивленно поинтересовался он у своего коллеги. – Что, парад, что ли?