«Вот сволочь, – безо всякой обиды подумала Марго. – Ведь наверняка от моей матери знает, что нет у меня никого!»

– Я чайлдфри, Нина, – сообщила Марго.

– Кто-кто?

– Чайлдфри. Ну ладно, потом еще поболтаем, сейчас некогда!

Из Википедии:

Добровольная бездетность, чайлдфри (англ. childfree – свободный от детей, бездетный) – отсутствие детей и сознательное нежелание когда-либо их иметь.

Термин «childfree» возник в противовес слову «childless» («бездетный»), которое, по мнению некоторых, означает, что детей «недостает» и они желанны. Чайлдфри утверждают, что их жизнь может быть полноценной и без потомства. Некоторые из них могут любить детей, некоторые остаются безразличными, некоторые испытывают неприязнь, но общими для всех чайлдфри являются: отсутствие ребенка и нежелание становиться родителем.

В целом наблюдения показали, что чайлдфри-пары более образованны, более востребованы как профессионалы и руководители, имеют больший доход (оба супруга), склонны жить в городах, менее религиозны, менее склонны к соблюдению традиционных гендерных ролей и обычаев.

В ходе статистического исследования были выяснены наиболее распространенные причины быть чайлдфри: нежелание жертвовать личным пространством ради ребенка, отсутствие убедительной причины иметь детей, нежелание терять время, активное отвращение к детям, удовлетворенность домашними животными и наблюдением за детьми родственников или друзей.

Статья в «Комсомольской правде»: «Я мать, и вы мне все должны»:

http://kp.by/daily/24454/617812/

Встреча с родными прошла, как всегда, тяжело. Они вроде и радовались приезду Марго – поцелуи, объятия, но, с другой стороны, словно едва сдерживали свое недовольство. Мама постоянно поджимала губы, обрывала себя на полуслове, бабушка испуганно вздыхала и отворачивалась.

Марго знала весь этот спектакль наизусть – ее родные были недовольны, и лишь торжественный момент встречи не давал их недовольству развернуться в полную силу. А уж завтра они выскажут своей девочке, как она плохо выглядит, как ужасно одета и что цвет этой помады ее старит, а презенты, которые привезла из столицы, никуда не годятся, потому что бесполезны – это раз, и два – подобные вещи продаются в соседнем магазине и в три раза дешевле – без столичной-то накрутки.

Прабабушка, сидевшая в кресле перед телевизором, на приезд Марго никак не отреагировала и не сказала ни слова. Но милостиво позволила правнучке поцеловать ее в холодную, жесткую щеку.

– Совсем плоха стала… – шепотом пожаловалась мама потом, в другой комнате. – Почти не встает. Не говорит.

Марго прабабка плохой совсем не показалась. Просто старушка не хочет ни с кем общаться. Так бывает – с годами все труднее жить рядом с родными, которые надоели до чертиков, до зубовного скрежета. Верно, долголетие им всем, женщинам рода Булгаковых, – как наказание.

Осторожный разговор вечером за чаем – какие новости, что в городе творится – тоже не оказался полезным. О Максе они сказали только, что если тот станет Президентом, то это будет большая удача для страны, ибо это единственный достойный человек из всех кандидатов, включая ныне действующего Президента, намеревавшегося баллотироваться на другой срок. И что Марго – дура, раз такого человека, как Макс Столяров, в свое время прохлопала.

– Но он бы с Ритой долго не прожил, нет, – задумчиво произнесла мать, обращаясь к бабушке. – Ну какая из Ритки – первая леди, сама подумай! А Варенька – да, образец. С Варенькой Максимке повезло. Он ведь умный парень, знал, кого выбирать. Ты, Рита, не обижайся – взрослый человек, сама все понимаешь. У тебя ни выдержки, ни характера, ни такта, чтобы женой политика быть.