– Не помню, – пожала плечами Руфь.

– Вы живете всего в нескольких милях от его дома. Вам приходилось с ним встречаться?

– Честно говоря, я не помню.

– А что вы почувствовали, когда узнали, что он на свободе?

Ким заметила, что Руфь непроизвольно погладила шрам на запястье, который теперь все время напоминал ей о попытке самоубийства.

– Знаете, я над этим как-то не думала, – ответила она, отвернувшись к окну. – Я ведь мало чем могла на это повлиять.

– Вы считаете, что его наказание было справедливым? – продолжала давить на нее Стоун.

Глаза Руфь неожиданно вспыхнули от эмоций, и Ким поняла, что женщина могла бы многое сказать по этому поводу, но предпочитала молчать.

– Что вы почувствовали, когда он наконец получил то, что заслужил?

Руфь сжала челюсти, не решаясь заговорить. Ким чувствовала недовольство Брайанта, но все это были совсем не праздные вопросы. Она успела сформулировать их еще в машине и ожидала на них очень эмоциональной реакции.

Реакция невинного человека на подобное зондирование была бы мгновенной и совсем непричесанной. «Этот мерзавец должен был сесть навечно!» или «Я чертовски рада, что он наконец-то сдох к чертовой матери!» Глаза Руфи должны были гореть огнем, и она должна была быть полна эмоций – вместо этого молчаливого признания фактов и отказа говорить из-за неспособности просчитать правильную реакцию на вопросы полицейских.

– Я не очень понимаю, как это связано с убийством.

Голос женщины стал ломаться, и ее руки на коленях сжались.

– Прошу прощения, мисс Уиллис, но я вынуждена спросить вас, где вы были вечером пятницы между девятью и двенадцатью?

– Здесь. Я смотрела телевизор.

Стоун заметила, что голос женщины стал выше – эти слова она мысленно отрепетировала множество раз.

– А кто-нибудь может подтвердить, что вы не выходили из дома?

– Я… м-м-м, выскакивала в местное кафе около половины десятого.

Значит, кто-то из соседей видел ее в это время, и ей пришлось придумать историю с кафе, подумала Ким.

– И если мы поговорим с хозяином, то он подтвердит, что обслуживал вас около половины десятого? – уточнила Ким.

– Ну-у-у, я не знаю… – Было видно, что Руфь охватила паника. – Народу там было много. Он мог и не запомнить.

– Я уверена, что он вспомнит. – Стоун ободряюще улыбнулась собеседнице. – Ведь это ваше местное заведение – за это время вы бывали там несчетное количество раз. В конце концов, вы живете здесь всю жизнь.

– Все правильно, но хозяин в тот вечер не работал, а остальных я не очень хорошо знаю.

Руфь сама себя загнала в угол, и Ким с радостью последовала за ней.

– Никаких проблем! Просто опишите мне того, кто вас обслуживал, чтобы я была уверена, что говорю с тем, с кем надо.

Стоун видела, как силы покидают Руфь. Она ведь упомянула об алиби, которое не подтвердится, а любые изменения на этом этапе вызовут сильные подозрения. Невинным людям ни к чему придумывать себе алиби.

Ким встала, и Руфь подняла на нее взгляд. Лицо женщины было серого цвета, глаза – испуганными, а обессиленное тело напоминало истрепанную бурей палатку.

– У нас есть орудие убийства, Руфь, – негромко сказала Стоун. – Оно лежало там, где вы его оставили.

Женщина закрыла лицо руками. Ее тело сотрясалось от рыданий. Ким повернулась к Брайанту, и их взгляды встретились. В них не было ни радости, ни триумфа.

– Руфь, то, что Алан Харрис сотворил с вами, было совершенно ужасно, но мне кажется, что вы должны знать, что он сожалел об этом, – сказала Ким, усаживаясь рядом с девушкой. – Мы все надеемся, что тюрьма может перевоспитать преступника, но не всегда верим в его окончательное исправление. Однако в данном случае все произошло именно так. Алан Харрис искренне сожалел о том, что когда-то сделал…