— Ну, почему же? Подходит. Вот только откройте глаза, Александра Григорьевна! Вы совсем ничего не замечаете?

Я молча подняла на него взгляд.

Нет, я ничего не понимала.

— Цвета разные! — рявкнул Игнатьев. — Цвета! Белый и слоновой кости! Я использую белый! А еще сами блоки отличаются! У производителя, у которого я привык заказывать их, страницы прямоугольные, Вы же заказали с закруглёнными краями! С закругленными! Что прикажете делать мне с этим ужасом?! — Игнатьев ткнул пальцем в несчастные листы.

— Я… я…

Я отступила на шаг, не зная, что говорить. Быстро сориентироваться не получилось.

Я понятия не имела, что это настолько критичные факторы для Злыдни…

— А, давайте, сделаем так? Раз Вы так уверены в себе, теперь возьмите и сделайте возврат. А если у Вас не получится, то я думаю, что их цену можно смело вычесть из Вашего жалования, я ведь буду прав, как думаете? Вы ведь позволяете себе допускать такие оплошности? Почему я не могу потребовать с Вас ответа за них?

Я застыла на месте. Сглотнула. Холодок пробежался у меня по спине.

Эти блоки были очень дорогими. Один стоил как целый ежедневник. Дорогой ежедневник. А я заказала их много! Очень много!

Черт… как же быть? Что мне ему сказать, какое оправдание найти?

Я не заметила, как руки мелко затряслись, дыхание участилось и ком подкатил к горлу…

Как же так… как я могла так глупо ошибиться?

— Почему Вы столь невнимательно, я бы даже сказал, халатно относитесь к выполнению своих должностных обязанностей? Почему так легко допускаете ошибки? Вы уже привыкли к тому, что я их прощаю и решили, что Вам все можно? Так вот я развенчаю Вашу необоснованную уверенность в себе! Верните эти блоки там, где их заказали. Если не сможете сделать это в течение недели, я вычту их стоимость из Вашей зарплаты. Так же я лишаю Вас тринадцатой зарплаты и обещанной премии. Вы ее не заслужили. Пока что Вы только тратите мое время впустую, разбрасываетесь моими деньгами, покупаете кучу ненужного хлама и вызываете во мне глухое раздражение. Если бы я хотел подобного коктейля – я бы женился. Вы можете быть свободны.

Я, не выдержав, всё-таки расплакалась.

Сразу, как вышла из кабинета начальника.

Давно этого не случалось на работе.

Первый месяц я прорыдала с непривычки получая постоянные выговоры, а вот после взяла себя в руки и дала слово, что больше не позволю себе быть такой слабой.

Не позволю чувствам брать над собой верх.

Не предоставлю никому такого удовольствия, как наслаждаться моими слезами.

Но сегодня я нарушила данное себе же слово.

Если вернуть блоки не получится, то не видать мне целой зарплаты, а ещё о новогодней премии можно было забыть.

Я ведь я планировала на неё купить родителям что-нибудь нужное в дом. Порадовать их, показать им, что их дочь, наконец-то, стала взрослой и что-то, да может.

Ни черта она не могла!

Вот просто ничего!

Так показал опыт.

— Что такое, Синицына? Снова натворили дел и теперь плачете, считая, что это решит все проблемы?

Кто бы сомневался, что змей выползет из своей скользкой, мерзкой норы и начнёт надо мной издеваться!

Он всегда появлялся в самый неподходящий момент. Будто у него был радар. Будто он чувствовал запах крови, словно хищник.

Он всегда был рядом, когда Злыдня отчитывал меня.

Гадкая змея!

— Я решу все свои проблемы сама, Тимур Евгеньевич, благодарю Вас за заботу, — прохрипела я, утирая слезы рукавом рубашки.

Пусть я лишусь и зарплаты и премии, пусть хоть голодать буду целый месяц, а вот перед ползучим слабость не проявлю.

Ни за что.

Пусть наслаждается чьими-нибудь ещё страданиями.