– Что угодно, я пойму, – подавив в себе желание съязвить, отмахнулся Колган. – Кстати, надо было мне заранее выйти.

– Окна выходят на другую сторону, – успокоила она его и вышла.

Васильева шагнула через порог зала и встала. В образе брутального мужчины рядом тут же возник метрдотель.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте, – глядя ему в глаза, кивнула она. – Меня здесь должны ждать…

Трухаева Лариса Георгиевна сидела за столиком у стены. Статная дама с цепким нервным взглядом и нездоровым румянцем на щеках тоже увидела Ирину Станиславовну и улыбнулась.

– Давно ждете? – опускаясь на услужливо выдвинутый официантом стул, спросила Васильева.

– Сама только подъехала, – грудным голосом ответила Труха. – Эти пробки – что-то невообразимое. Я на работу приезжаю такая уставшая, словно ночь у станка отстояла.

«Как будто ты знаешь, что такое станок, – разглядывая появившееся на пальчике Трухи новое колечко, думала Васильева. – В школе ни дня не проработала! Да что там в школе? Весь твой опыт работы с детьми-то – один сезон в должности пионервожатой».

Труха не скрывала, что не питает к детям симпатии и никогда не хотела их иметь. Поэтому был парадоксальным тот факт, что у нее имелась дочь. Оксану Васильева знала. Она была полной противоположностью волевой и решительной мамаше, которая для достижения своей цели была готова идти по головам. Правда, до определенного времени. На фоне набиравшей обороты борьбы с коррупцией и участившихся «посадок» разного рода чиновников ее пыл неожиданно стал спадать. Впрочем, это стало заметно во всех сферах. Вся страна, население которой поголовно привыкло воровать, вдруг стала медленно впадать в странную апатию.

Васильева познакомилась с Трухой в конце девяностых. Тогда еще инспектор областного отдела образования, она приехала к ней в детский дом с проверкой. Причем визит высокой гостьи был связан с чрезвычайным происшествием – был вскрыт факт серьезного преступления. Это с точки зрения закона. А с точки зрения директора Васильевой, ничего особенного. Разве принуждала она девочек оказывать секс-услуги нуворишам? Ни в коем разе. А вот то, что часть денег они по праву передавали ей, так как иначе? Она ведь не на себя их тратила, а на этих же девочек. Ну конечно, не все, но ведь и зарплаты-то ведь какие были. Разве проживешь? Вот и приходилось крутиться. Где на подрядчиках сэкономишь, где на продуктах… А по-другому разве стала бы она там работать? Вон, Галка, подруга институтская. Как Советский Союз по швам начал расползаться, она из воспитателей ушла в бизнес. Сначала с сумками моталась по заграницам, потом небольшой лоток открыла. А теперь? Пять бутиков и свое ателье. Вон она как жизнь обернулась. А вот Ирина Станиславовна работу не бросила. Из кожи лезла, чтобы у детей как дома все было. За это и поплатилась. Правда, Труха ее тогда от тюрьмы отмазала. Но во сколько это обошлось?!

– Что? – встрепенулась Васильева, ощутив прикосновение к обратной стороне ладони холодных кончиков пальцев Трухи и поймав себя на мысли, что держит перед собой меню. – Ах да!

Труха удивленно улыбнулась:

– Ты меня настораживаешь.

– Минуту! – спохватилась Васильева, размышляя, как выйти из создавшегося положения, и лихорадочно ища в перечне блюд подсказку. – Вот! Сижу и думаю, телятина по-грузински, это как?

– Это по-грузински, – пошутила Труха.

– Я к тому, что у меня в последнее время гастрит обострился, – соврала Васильева. – Боюсь снова в больнице оказаться.

– Это все нервы, – со знанием дела сказала Труха и наколола вилкой оливку.