Звали пижона, как выяснилось, Костя, и работал он героем.

– Потомственный герой Константин, – отрекомендовался он без лишней скромности.

Ну, подумаешь, герой и герой, работа такая, эка невидаль! И что потомственный – тоже. Были же у нас потомственные чекисты и сейчас есть. А полное имя Люты было Лютня, и работа ее заключалась в том, чтобы состоять при барде. Вроде бы все прояснилось, однако мне-таки было не совсем понятно, при чем здесь я.

Конечно, приятно, что такая дамочка, как Лютня состоит вроде бы при мне, только сдавалось все-таки, что на самом деле она больше подходит герою, то есть Косте, а барду полагается, в лучшем случае какая-нибудь простушка из обслуживающего персонала, а на худой конец – просто бутылка вина.

Мы добрались до моего убогого жилища и вошли. Продавленный диван, старенький компьютер и пустые бутылки по углам не произвели на моих гостей никакого впечатления. Вот когда я расчехлил гитару, мне показалось, что в раскосых глазах Люты мелькнуло что-то вроде ревности. Да, гитара была, прямо скажем, ничего себе. Как-то я пожаловался одному приятелю, что у меня нет подходящего инструмента, приятель сказал своему приятелю, тот еще кому-то, в результате через полгода ко мне приехал человек из Белоруссии и привез вот эту гитару. Я отдал за нее последние пятьсот баксов и остался без денег, зато с роскошным инструментом. С обечайками из красного дерева, палисандровым грифом и нежным бархатистым звуком. Ей-богу, поначалу я просто не знал, что с ней делать. Во-первых, выяснилось, что поселить красавицу на шкафу, где хранились прочие инструменты, нельзя, потому что сквозняков она не переносит, простуживается и начинает слегка дребезжать. Пришлось потратиться на специальный кофр, что окончательно расстроило мои финансы. Во-вторых, она явно недолюбливала отечественные струны, а из зарубежных предпочитала легкие «Jazz-S» или «Augustine». Вот, когда все было в порядке, и струны те, и погода подходящая, тогда она изволила звучать. В общем, моя новая пассия не походила ни на свойских туристок, готовых бренчать у костра всю ночь под дождем ли, в снегопад – все равно, лишь бы было душевно, ни на блескучих эстрадных нимфеток, в которые всего-то и надо, что воткнуть штекер, а остальное – дело техники.

Так что мою нынешнюю подругу нельзя было назвать неприхотливой.

Я осторожно достал гитару из кофра, подстроил и, не глядя на гостей, начал играть. Я не играл что-то конкретное, нет, пока что я настраивался сам, я ловил отражения звуков, я ждал, когда зазвучит пространство, даже не пространство, ситуация, в которой я оказался, когда аккорды соткутся в нечто, органично включающее в себя гитару, Люту, героя, меня, наконец. Как-то неожиданно музыка соскользнула в нечто совсем не героическое, скорее немного фривольное, отчетливо проступили свинговые интонации. Батюшки, я даже не ожидал, что моя гитара способна выдать этакое, впрочем, знатная леди и Джуди Мак-Греди…

Вообще я люблю джаз. Тот, который расслабленно развалился в кресле у столика в дешевом баре и, потягивая спиртное, бесстыже разглядывает танцующих девиц. Мне по душе этот вдумчиво-легкомысленный парень с вечно оттопыренными спереди штанами, его невинно-нахальная физиономия может внезапно появиться и на концерте раскрученной певички, голосующей ногами, просунуться сквозь скрипичную осоку симфонического оркестра – вот он я, уже ухожу, пока… Не нравится мне, разве что, авангард. Авангардный джаз, похоже, болен триппером, иначе какого рожна ему тянуть заунывные диссонансы, немилосердно при этом потея. Ох, не медом, не медом сочится его дудка.