Тяжёлые капли начинавшегося дождя с гулким стуком ударились о шлем. Прямо перед нами трое подростков выскочили на проезжую часть и, о чём-то переговариваясь – а вернее, перекрикиваясь, чтобы услышать друг друга за какофонией звуков, выливавшихся из огромной колонки на плече одного из них, – перебежали через дорогу, чуть не попав под несущийся с лязгом и свистом практически стёртых тормозов электромобиль. Когда-то такие машины считались признаком роскоши, теперь же премиально и элитно водить с настоящим бензиновым двигателем внутреннего сгорания. Мода, как и во все времена, неукоснительно движется по чёртовой спирали. Забавно, правда, то, что с общественным транспортом всё в точности до наоборот.

– Идём дальше? – вырывая меня из размышлений, раздался в самом ухе из микронаушника голос напарника.

– Хрен с ними, – ответил коротко я, стараясь скрыть в голосе удивление.

В ответ он, проводив ещё с несколько секунд удаляющуюся по уже противоположенной стороне тротуара группку, коротко кивнул мне, и мы продолжили движение. Неужели он серьёзно был готов устроить потасовку в этом квартале из-за группки отбитых идиотов, если чем и угрожавших обществу, то самовыпилом на капоте проезжающей машины?

Чёрт возьми.

В паре шагов от нас стоял ещё совсем молодой парень с сухими, совершенно тонкими руками, покрытыми бледной, даже чуть синеватой, видимо, от холода, кожей – в открытую он пытался вколоть себе в вену шприц с какой-то непонятной жидкостью. Посреди улицы, у всех на глазах. Но вмешиваться мы не могли и не хотели. Да, его действия противоречат, по идее, закону, но ведь он не опасен для других. Лишь для самого себя. Если он подохнет, мне, честно говоря, будет плевать. И напарник никак на него не отреагировал тоже.

Почему же у него возникла мысль рискнуть нашими жизнями из-за перебежавших в неположенном месте подростков? Ведь он прекрасно осознаёт, что, если бы мы устроили задержание, местные обитатели с практически стопроцентной вероятностью решили бы порвать нас на лоскуты. Идиот. Хотя, быть может, просто-напросто новенький. Чёрт возьми, никогда не угадаешь, будет ли у тебя толковый напарник, с которым шанс того, что дежурство пройдёт спокойнее, много выше. Или же попадётся какой-нибудь мягкотелый, или, ещё хуже, – наоборот, нарывающийся на неприятности направо и налево. Закрепившееся временное нововведение уже как лет с восемь назад, если не ошибаюсь. В любом случае, я застал уже лишь такое правило.

Помню, на курсах в академии металлический голос – похожий скорее на запись робота, чем на речь живого человека, – из хриплых динамиков объяснял, что такие меры были введены в целях безопасности сотрудников полиции. Чтобы никто не мог никого сдать из своих, даже если очень сильно захочет. Интересно, кто там, рядом со мной, прячется под шлемом и увеличивающей фигуру на пару размеров защите, похожей на скафандр. К слову, благодаря ней любой полицейский выглядит внушительно и даже грозно. Но что, если мой напарник – плюгавый мужичок ростом метра полтора, лет сорока-пятидесяти, с залысиной?.. Такие размышления не придавали мне необходимые в этом квартале уверенность и чувство защищённости, некоего плеча рядом, на которое можно было бы опереться, если вдруг что. С другой стороны, это мог быть самый настоящий легкоатлет или профессиональный боец… Истинный герой, который в случае чего вполне способен вытащить меня на своих плечах, отбиваясь вместе с этим одной левой от стаи местных упырей.

А, плевать. Даже и хорошо, что я совсем не знаю ни его внешности, ни его имени. Ведь если его покалечат или даже убьют – вероятность чего в принципе высока в последнее время и лишь растёт из месяца в месяц всё сильнее, – мне будет по фигу. Уверен, что если он так же, как и я мысленно рассуждаю о нём, думает обо мне, то приходит к тому же самому выводу. Единственно верному, хоть и слегка печальному с точки зрения моральных ценностей человека как высшего и, по идее, цивилизованного существа на планете Земля. В чём я очень и очень сомневался не только в последнее время, но и ещё и будучи подростком. Особенно когда спал на одной из сорока коек, втиснутых в небольшое казарменное помещение, которому, судя по устаревшему интерьеру, было лет двести, не меньше… Интересно, помнят ли ещё мои родители обо мне? И живы ли они в принципе? Разыскать их я так и не сумел, сколько ни пытался.