Самый младший из сыновей Мономаха, Андрей, так умаялся во время этой поездки, что не чаял, когда обратно до дома доберется. Главный вывод, который сделал для себя мальчик: жениться не стоит, потому что приходится сидеть дурак дураком на виду у всех и делать вид, что ты рад. Андрей точно знал, что Гюрги только терпел все это, тоже желая, чтобы скорей кончилось. А кто виноват во всем? Конечно, эта девушка, которая сидела рядом с братом! Елену Андрей уже не любил, она грозила отобрать у него любимого Гюрги.

И только когда Гюрги подтвердил, что ни за что не променяет брата на жену, Андрей успокоился. Почти успокоился, он все равно ревниво приглядывался к Гюрги и старался как можно больше времени проводить с ним. Именно ревнивое разглядывание позволило Андрею заметить то, чего не видел Гюрги. Не видел просто потому, что жена для него была чем-то вроде многочисленной челяди, крутившейся во дворе, есть и ладно.

Перед самым отъездом Андрей, прощаясь со старшим братом, вдруг шепнул:

– Твоя женка на мать нашу похожа…

Гюрги, которому мать была очень дорога, возмущенно фыркнул:

– Вот еще!

Братьев отвлекли, разговор был до поры забыт… Сам Гюрги напомнил Андрею другое:

– Нашу клятву не забыл ли?

– Помню, как забыть. Всегда верен буду.

– Со мной бы остаться…

– Не, отец сказывал, как приедем, в дружину возьмет, – глаза мальчика блестели. Конечно, переход от женского воспитания к отцовскому всегда важен и для ребенка крутой поворот в жизни. Переживания по этому поводу заслонили для Андрея даже мысли из-за разлуки с братом.

После отъезда отца Гюрги на время останется в Ростове, а вообще-то он будет больше времени проводить в Суздале, потому и княжество станет зваться Суздальским. Не имея возможности открыто бороться с ростовскими боярами, как и новгородцы, не желавшими подчиняться князю, Юрий Владимирович просто перенесет место своего стола в Суздаль (а его сын Андрей Боголюбский – и вовсе во Владимир).

Началось такое «переселение» с… дружины. В этом тоже был свой расчет, посоветовал Шимонович:

– Владимир Всеволодович, у Ростова своя дружина сильная, а у Суздаля только моя сотня да ополчение. Суздаль поднапрягся бы, да и свою дружину содержал, только как на то ростовчане посмотрят?

– А нужна Суздалю своя дружина?

– А то как же? Думаешь, одним знанием, что в Ростове князь отныне сидит, булгар испугаешь? Пока до Ростова дойдет, пока там расчухаются, Суздаль и округу снова пожгут. А будь и здесь дружина, не полезли бы.

– Это я понимаю, но не могу же я у Ростова дружину отнимать, чтобы тебе отдать.

Шимонович даже руками замахал:

– Упаси бог! Не нужна мне ростовская дружина, пусть себе. Я свою содержать буду, только чтобы Ростов не мешал.

– Ну и что ты советуешь?

Глаза боярина хитро прищурились, видно, успел подумать об этом:

– А ты либо ростовскую дружину себе потребуй, либо предложи Суздалю самому содержать. Только меня не поминай, я ростовским боярам точно кость в горле.

– Ну ты и хитер! Ладно, будь по-твоему.

Ростовские бояре и впрямь взвыли, только услышав о том, что дружину, ими вскормленную и вооруженную, нужно князю отдать:

– К чему это?!

Мономах был спокоен:

– Гюрги Владимирович у вас князем остается, а как князю без дружины?

Ну, молодого Гюрги бояре еще были готовы терпеть, но отдавать ему свое детище… Послышались разрозненные, не слишком уверенные возражения:

– Да если будет нужно…

– Мы дружину выведем…

– В дружине свой воевода есть…

Князь усмехнулся:

– Да то ростовская дружина, которая лишь Ростов и защищать станет, а Гюрги нужна своя, чтобы и к другим городам никого не пускала.