Старый пригнулся и, держа автомат одной рукой, ступил на третью скобу. Спускался он медленно и практически бесшумно, низко пригибаясь после каждого шага вниз, будучи готовым в одну секунду дать очередь или изо всех сил метнуться в одну секунду вверх, если хватит на это той секунды, конечно… Спустившись где-то наполовину, он включил подствольный фонарь и попробовал осветить черноту тоннеля, затем опять принялся спускаться. Он уже вошел в мертвую зону. Если бы на него что-то бросилось снизу из коридора, это уже не перехватил бы автомат легшего для увеличения сектора обстрела на землю Артема, так что надеяться Старому здесь приходилось лишь на самого себя. На последней ступеньке он немного помедлил, а затем резко шагнул вниз, сразу прижавшись спиной к стене рядом с лестницей, одновременно присев на колено.

– Быстро давай, – придушенно сказал Старый, и Артем почти молниеносно слетел вниз, наступив на спину упокоенного мертвяка и едва не поскользнувшись второй ногой на выбитом пулей Старого мозге. Благо Старый был начеку и подстраховал Артема плечом, а то бы навернулся он рядом с зомбаком этим.

В тоннеле было сыро, под ногами хрустели щебенка и битое стекло, невесть каким образом попавшее сюда, тем не менее места здесь хватало, чтобы разойтись вдвоем.

– Ну а теперь что, пойдем? – шепотом спросил Артем.

– Давай включай фонарь, – обычным голосом сказал Старый. – И не шепчи ты: пусть слышит нас издалека, остальные, может, к ней легче подкрадутся. Песни петь, конечно, не надо, и по-пустому тоже не болтай. Давай вперед, только осторожно. Я слева, ты справа. Сектора не перекрывай! – напомнил он Артему, на что тот сначала обиженно нахмурился, но потом вспомнил, как бестолково совсем недавно крутился возле убитого морфа, благо весь магазин уже высадил, так не задел никого, и согласился:

– Да, конечно…

Они медленно двинулись вперед, приложив приклады к плечу и обшаривая стволами пространство впереди себя. Стояла полная тишина, которая нарушалась лишь скрипом песка под ногами.

– Шумнуть, что ли? – с некоторым сомнением предложил Старый. – Может, она не только слеповата, но и оглохла?

– А откуда это вот «слепая»? – спросил Артем, благо продвигались они не спеша, а разговаривать можно было. И метров на десять впереди не было ни одного существа – ни живого, ни мертвого.

– Ну ты про роговицу-то знаешь, перед зрачком как раз? – Артем согласно кивнул. – У живого человека глаз все время моргает – как только роговица начинает сохнуть. Рефлекс такой у него. Или если сорина какая в глаз попадет – тоже моргнет. Но это у живого. А вот мертвяку – ему по фиг и пересыхание, и соринка, он же боли или неудобства от пересыхания совсем не чувствует, вот и не моргает. Сам знаешь, какой у них взгляд.

– А чего они тогда до сих пор не ослепли все? – недоуменно спросил Артем.

– Тут такая штука: если зомбак чувствует перед собой живого – он с открытыми глазами все время тебя ловить будет. Нет объекта – и глаза у него закроются, как и ходить он перестанет, просто чтобы энергию не тратить. А чтобы глаза открытыми держать, тоже энергия нужна, хоть и малая. Большую часть времени зомбаки с закрытыми глазами стоят, если раздражителя поблизости, конечно, нет. А вот стоит кому появиться вблизи – раз! – и он уже на тебя таращится. Как-то по-другому они нас «чуют», а зрение им как окончательная наводка. Но если зомбака долго заставлять пялиться на объект – проводили такие эксперименты в «Пламени», – роговица у него пересохнет, и видеть он будет плоховато. Морфы это знают, поэтому, бывает, ни с того ни с сего вдруг бывалый морф бросает охоту и уходит с прикормленного места, чтобы залечь где-нибудь и роговице дать восстановиться… Стой! – Старый повелительно вскинул руку, и оба они замерли. Впереди послышались шаркающие шаги.