Ведет себя естественно и непринужденно и тем самым пробуждает в моей груди давно позабытое чувство легкости. Давно я столько искренности в людях не встречал.
Мы даже не заметили, как перешли на «ты». Все вышло как-то само. Естественно.
— Понял тебя, — отвечаю задумчиво. — Дома их ждет серьезный разговор.
Паша и Маша уже достаточно накуролесили. Раз ни одна из нянь с ними не справилась, то придется все брать в свои руки. Иначе я потеряю детей.
Шанс сделать из них нормальных людей упущен не до конца, но теперь нужно действовать грамотно и планомерно.
Завтра же начну искать детского психолога, запишемся на консультацию и уже от этого будем отталкиваться. У хороших специалистов всегда очередь, так что как раз малышня должна будет успеть поправиться.
— Это дети. — Забава посылает мне теплую улыбку. Снова смотрю на нее и снова тону в этом взгляде… Он, как пуховое одеяло в холодную зиму, окутывает и согревает тебя. — Они не должны беспрекословно подчиняться тому, что мы говорим.
Не должны. А ведь очень хотелось бы. Если так будет, то одним махом снимается куча проблем.
— Они должны слушаться своих родителей, — парирую. — И от взрослых убегать не должны.
Забава молчит. Она опускает глаза, а мне выть хочется без ее теплого взгляда. Я за это короткое время на него подсел.
— Для них это все игра, понимаешь? — говорит спустя некоторое время. Снова смотрит на меня. Я не дышу. — У тебя замечательные дети. Умные и соображают отлично, но тем не менее они еще слишком малы, чтобы в полной мере осознавать последствия своих поступков. В их возрасте причинно-следственная связь еще не работает в полную силу, она только формируется. — Слушаю Забаву и понимаю, что в ее словах есть доля истины.
Но одно дело понимать проблему и совершенно другое — придумать, как от нее избавиться. Я понятия не имею, что делать с детьми.
— Паша и Маша должны соображать, что сбегать от няни, забираться в чужое кафе и воровать с прилавка еду недопустимо, — стою на своем. — Я плохой отец, раз не смог им всего этого объяснить.
— Ты не плохой, — произносит с сочувствием. — Просто тебя им мало. — От печального взгляда карих глаз хочется провалиться сквозь землю.
Забава не укоряет, говорит с пониманием. Только от этого ее понимания гадко до тошноты.
— Меня ровно столько, сколько я могу себе позволить, — рычу, не сдержавшись.
— Прости, — тихо шепчет. И снова отводит в сторону взгляд.
Допиваем чай в полнейшей тишине. Я пытаюсь справиться с бурлящим внутри раздражением. Забава… А хрен знает, что у нее на уме.
Благодарю за угощение, иду к детям. Видимо, ночевать мне сегодня придется здесь.
Снимаю одежду, аккуратно вешаю на стул и забираюсь в кровать к своим детям. Они мирно сопят.
Опускаю голову на подушку, глаза закрываются, и я проваливаюсь в крепкий, но тревожный сон. В последний момент, перед тем как отключиться, дотрагиваюсь до лба Маши. Холодный. Вот и хорошо.
— Папа? — раздается удивленное над ухом. — Мань, смотри, папа здесь! — В голосе сына полный восторг.
— Папа, ты спишь? — хрипит дочка. Кашляет.
Осиплость Машеньки и лающий кашель действуют на меня, как ведро ледяной воды. Резко распахиваю глаза, сажусь на кровати.
— Привет, — сонно смотрю то на Пашу, то на Машу. — Давно проснулись?
— Неа, — мотает в разные стороны головой сын. Маша молчит.
Румяные щечки на фоне бледной кожи напрягают не на шутку, а частое дыхание вызывает тревогу. Машенька, Машенька… Вот же блин.
Трогаю лоб у дочки, он огненный. Все мысли вылетают из головы.
— Забава! — подскакиваю с постели, выхожу из комнаты. Громко зову хозяйку квартиры. — Забава, ты дома?