– Сносят по кирпичику, – повторила Альма торжественно, – но ничего не возводят взамен.

Двадцать девять ночей прошли безо всяких событий: тишина Монтаны нарушалась время от времени порывами ветра, криками сов, вылетевших на охоту, да жалобным воем лесных волков вдали. Постепенно к Эдуардо Фернандесу вернулась его обычная уверенность, и он прекратил с тихим ужасом ожидать каждый вечер наступления сумерек.

Он мог бы достичь уравновешенности и быстрее, если бы был больше занят какой-нибудь работой. Суровая погода мешала ему ухаживать по-обычному за ранчо: с электрическим обогревом и большой поленницей дров для камина ему ничего не оставалось делать в течение всех зимних месяцев, кроме как сидеть и ждать весны.

С тех пор как он получил ранчо во владение, оно перестало быть таковым по сути. Тридцать четыре года назад его и Маргариту нанял Стенли Квотермесс – богатый продюсер, влюбившийся в Монтану и пожелавший заиметь здесь второй дом. Ни скот, ни зерно не выращивались здесь для продажи, ранчо стало исключительно логовом для уединения.

Квотермесс любил лошадей и поэтому возвел уютную, утепленную конюшню с десятью стойлами в ста ярдах к югу от дома. Он проводил два месяца в году на ранчо, приезжая на одну-две недели, и обязанностью Эдуардо было в отсутствие продюсера следить за тем, чтобы кони получали первоклассный уход и поддерживались в спортивной форме. Содержать животных и имение в хорошем состоянии было основной заботой Эдуардо. Маргарита хлопотала по дому.

Еще восемь лет назад Эдуардо и Маргарита жили в удобном одноэтажном флигеле управляющего с двумя спальнями. Поле камней находилось в восьмидесяти-девяноста ярдах – строго на запад – от главного дома, окруженное со всех сторон соснами верхнего леса. Томми, их единственный ребенок, рос здесь до тех пор, пока городская жизнь не приманила его так фатально, когда ему исполнилось восемнадцать.

Когда Стенли Квотермесс погиб в аварии личного самолета, Эдуардо и Маргарита с удивлением узнали, что ранчо перешло к ним вместе с суммой, вполне достаточной, чтобы позволить больше нигде не работать. Продюсер заботился о своих четырех экс-женах, пока был жив, и не имел детей ни в одном из браков, поэтому использовал большую часть состояния на то, чтобы щедро обеспечить своих работников.

Они продали лошадей, заперли флигель и переехали в главный дом викторианского стиля, с фронтонами, декоративными ставнями, зубчатыми карнизами и просторными крыльцами. Было странно ощущать себя состоятельными людьми со своим имением, но, невзирая на всю необычайность нового положения, оно горячо приветствовалось – и, может быть, особенно жарко именно в силу его позднего возникновения.

Теперь Эдуардо был стариком-вдовцом с большими деньгами, но ощутимым недостатком работы, для того чтобы чем-то занять себя. И с чрезмерным количеством странных мыслей, приходивших в голову. Светящиеся деревья…

Три раза за март он выезжал на своем джипе «Чероки» в Иглз-Руст, ближайший городок. Он ел в «Джаспер Динер» потому, что любил тамошний стейк по-салисбургски, жаренную по-домашнему картошку и капустный салат с перцем. Приобретал журналы и кое-какие книги в бумажных переплетах в магазинчике «Горные долины» и закупал всякую снедь в единственном супермаркете. Его ранчо было всего в шестнадцати милях от Иглз-Руст, так что он мог наведываться туда и каждый день, если бы захотел, но три раза в месяц вполне достаточно. Городок был маленький, три-четыре тысячи душ населения; тем не менее даже при таких масштабах он являлся слишком значительной частью современного мира с точки зрения человека, привыкшего к уединению.