– Я видела, как вы катались на пруду.

– Катание и танцы – не одно и то же.

– И там и там нужно держать равновесие, иметь грацию и координацию движений.

– Вы сами катаетесь?

– Нет. У нас не так холодно, как у вас на родине. Эта зима – исключение. Я редко видела замерзший пруд или реку.

– Тогда вы не можете знать, что катание и танцы – одно и то же, ja?!

Мимо проходил слуга с подносом кубков с вином, и Энтон взял два. Один он протянул Розамунде, его пальцы нежно коснулись ее пальцев. Розамунда вздрогнула от этого прикосновения, простое прикосновение руки Энтона заставило ее затрепетать.

– Я уверена, что они не сильно отличаются. Если вы умеете кататься, то можете и танцевать, – сварливо проворчала она и, чтобы скрыть смущение, отпила немного вина.

– И наоборот?! Очень хорошо, леди Розамунда. Теперь я предлагаю вам пари.

Розамунда подозрительно посмотрела на него.

– Какое еще пари, мистер Густавсен?

– Говорят, ваша Темза уже почти замерзла. За каждый урок танцев, который вы мне дадите, я буду давать вам урок катания на коньках. Тогда мы и посмотрим, одно и то же это или нет.

С восторгом Розамунда вспомнила, как он парил надо льдом. Это было так соблазнительно. Но…

– Я никогда не смогу как вы. Я буду падать.

Он засмеялся – глубокий теплый звук, который гладил, как ласковый шелк или бархат.

– Вам необязательно вращаться, леди Розамунда. Надо только стоять и тихонько двигаться вперед.

– На двух маленьких тоненьких железочках, привязанных к моим туфлям?

– Клянусь, это не так трудно, как кажется.

– Танцевать тоже нетрудно.

– Тогда давайте докажем это самим себе. Только маленькое безобидное пари, моя леди.

Розамунда нахмурилась:

– У меня нет своих денег.

– У вас есть куда большая драгоценность.

– И что же?!

– Локон ваших волос!

– Локон! – Она непроизвольно коснулась волос, которые были аккуратно заправлены под серебряный головной убор и тонкую вуаль. – Зачем он вам?

Энтон напряженно смотрел, как она провела пальцами по выбившейся прядке.

– Я думаю, ваши волосы созданы из лучей лунного света. Они заставляют меня вспомнить о долгих ночах на моей родине, о том, как сверкает серебряный лунный свет на снегу.

– О! Мистер Густавсен, – выпалила Розамунда, – вы прошли мимо своего призвания. Вы не дипломат и не фигурист. Вы – поэт!

Он засмеялся, и вспышка серьезности рассеялась, как зимний туман.

– Боюсь, не больший, чем танцор, миледи. Очень жаль, потому что, как мне кажется, здесь, в Лондоне, и поэты, и танцоры в цене!

– А в Стокгольме – нет?! Он покачал головой:

– В последнее время в Стокгольме в цене только войны, и больше ничего.

– Жаль. Я думаю, поэзия скорее помогла бы вашему королю добиться руки нашей королевы.

– Думаю, вы правы, леди Розамунда. Но я все же должен выполнять свой долг.

– Да, все мы должны выполнять свой долг, – грустно ответила Розамунда, вспомнив наставление своих родителей.

Энтон улыбнулся ей:

– Но жизнь состоит не только из одних обязанностей, миледи. Нужны и развлечения.

– Конечно. Особенно на Рождество.

– Тогда мы заключаем пари?!

Розамунда рассмеялась. Возможно, сказывались вино, музыка, усталость от долгой поездки из дома ко двору и всего этого дня, но она вдруг почувствовала себя восхитительно-беспечной.

– Хорошо! Если вы не научитесь танцевать, а я не научусь кататься, я дам вам прядку моих волос.

– А в противном случае? Какой приз вы потребуете для себя?

Он наклонился к ней так близко, что она видела морщинки на его лице, небольшую тень от бороды вдоль подбородка, почувствовала запах летней липы от его духов. «Поцелуй», – чуть не выпалила она, глядя на скрытую улыбку его губ.