– Держи, – сказал он, поставив на стол из тика два напитка.

Она с благодарностью посмотрела на него и вдруг заметила сразу несколько необычных деталей. Во-первых, он налил ей не джин-тоник, а чуть ли не целый стакан чистой текилы. Во-вторых, к текиле он не принес соли. В-третьих, – и это встревожило сильнее всего – он не улыбался.

Она резко села:

– Что случилось?

– Лучше сначала выпей.

Если ирландец предлагает сначала выпить – жди дурных новостей.

Он присел на шезлонг, и она подвинулась, освобождая место рядом.

На небе уже появились звезды, и в их бледном серебристом сиянии она смотрела на его острые черты лица, впалые щеки, голубые глаза и кудрявые волосы. Глядя на него, настолько печального, она осознала, как часто он обычно смеялся и улыбался, – даже тогда, когда нещадно палило солнце, из-за пыли было трудно дышать, а над головой грохотали выстрелы. Дэнни всегда находил силы улыбаться.

Но не сейчас.

Он протянул ей небольшой желтый конверт:

– Телеграмма.

– Ты уже прочитал?

– Ну конечно, нет. Но в ней вряд ли хорошие новости, так ведь?

Значение телеграмм понимали все журналисты, продюсеры и фоторепортеры в любой точке мира. С их помощью члены семьи сообщали плохие вести – даже теперь, в эпоху спутниковых телефонов и интернета. Дрожащими руками Нина взяла конверт. Увидев на нем имя Сильвии, она почувствовала облегчение, но надежда исчезла, как только она прочла текст.

Она подняла глаза на Дэнни.

– Что-то случилось с папой… Мне надо срочно уехать…

– Не выйдет, милая, – мягко сказал он. – Следующий рейс только в шесть утра. Я куплю билеты из Йоханнесбурга в Сиэтл. Там мы возьмем машину. Так же быстрее всего?

– Мы?

– Ну да. Я хочу быть рядом. Разве это плохо?

Нина не знала, что ответить. Она не привыкла искать в других утешения, полагаясь в этом только на себя. Ей совсем не хотелось становиться уязвимой. Если она и научилась чему-то у матери, так это держать самооборону. И потому она поступила как всегда в подобных случаях: пальцы ее коснулись пуговицы на его штанах.

– Отнеси меня в постель, Дэниел Флинн. Помоги пережить эту ночь.

Бесконечное ожидание. Эти два слова описывали ситуацию точнее всего, но слово бесконечный напоминало Мередит о конце, а слово конец звучало почти как кончина, и от этой мысли эмоции, которые она пыталась подавить, готовы были прорваться наружу. Ее привычный способ бороться с тревогой – занять себя делом – не работал, как она ни старалась. Она попробовала разобраться в условиях страховки, прочитала уйму материалов об инфаркте и статистике выживаемости, составила список лучших в стране кардиологов. Но стоило ей отложить ручку или отвести взгляд от экрана, как горе снова захлестывало ее с головой. Глаза болели от постоянно подступавших слез. К счастью, пока Мередит держала себя в руках. Расплакаться означало бы признать поражение, а она не собиралась сдаваться.

Крепко скрестив руки на груди, Мередит стояла в комнате ожидания и таращилась на аквариум, где плавали разноцветные рыбки. Изредка ее взгляд цеплялся то за одну, то за другую – и тогда на крошечную секунду ей удавалось забыть, что папа, возможно, при смерти.

Сзади подошел Джефф. Его шагов по ковру не было слышно, но она знала, что он здесь.

– Мер, – тихо сказал он, положив ей руки на плечи.

Если она прижмется к нему, он сможет ее обнять. Отчасти Мередит хотела того же, жаждала утешения – но внутренний голос, который требовал не терять надежду, не позволял дать слабину. В объятиях мужа легко потерять контроль над собой, и кому это принесет пользу?