– Но там же мать… – Тоська отчаянно пыталась дышать.

– Не зли меня! Я жду ответ! Согласишься – тебе же лучше. Откажешь – зачахнешь пленницей в этой дыре.

– А Лада? Что будет с ней?

– Отдам поползухам. Мне некогда присматривать за человеческим дитятей. Я жду ответа! Решайся, Таисия! Не зли меня!

Тоська корчилась на полу. Дышать было всё тяжелее, в глазах мельтешил бесконечный снег. Цепочка с лунницей-подвесом затягивалась на шее в безжалостную петлю.

«Отдам поползухам! Отдам поползухам! Отдам поползухам!» – молотом отдавалось в висках.

И когда воздуха совсем не осталось, Тоська всё же успела шепнуть:

– Я согласна! Согласна…

***

Тимофей заблудился в метели – белая мгла укрыла под собой лес. Ветер толкал его в спину, гнал куда-то вперёд без дороги. И не было больше сил сопротивляться ему – ледяная пустота расцвела внутри, заполнила каждую клеточку, заморозила горячую кровь.

Зазвенели тихие колокольцы, завели незнакомый напев. В снежном вихре пронеслись поползухи, яростно встряхнули мешки, обрушили на Тимофея снежный водопад.

Он так и остался стоять неподвижно, оцепенел безмолвным снеговиком. Не слышал больше пения колоколец, не чувствовал, как улеглась метель, не видел, как знакомая приземистая фигурка поковыляла к нему от деревьев, опасливо озираясь.

– Тимка! Отзовиси, ты тута? – дворовый тихонько постучал по снежной корке. – Хоть ворохниси чуток, пошли мне какой-нибудь знак!

Поскуливая и причитая, кот просеменил вокруг снеговика, безуспешно попробовал завалить того набок.

– Что ж это деетси, что приключаетси! До Тоськи пути перекрыло. Матрёшка в Ермолаево пироги жуёт. Один я тутачки маюси, с холодухи да голодухи терзаюси!

Сделав ещё пару кругов, дворовый решительно встряхнулся и выпустил кривые когти.

– Пипец котёнку! – проорав любимую присказку, зацарапал спрессованный снег, пытаясь добраться до Тимофеева лица.

– Закурить не найдётся? – хрипато спросили позади.

Тощий облезлый волк поддёрнул пояс на ветхой одёжке, переступил на снегу дырявыми лаптями и неожиданно всхлипнул.

– Рвётся в нутре без табачку! Дай закурить, братишка! Не жлобствуй.

– Тольки не лезь обниматьси! – дворовый отпрыгнул и с подозрением принюхался. – Не было у меня таких сродственников! Ты кто такой?

– Не было, так будут! – радостно пролаял облезлый. – Хошь, дерево тебе изображу? Генеалогический куст нарисую? Любого туда навертим за цигарочку! Только мигни.

– На кой мне гинелуческий куст, сроду сродсвенников не знал и теперь обойдуси. – дворовый выудил заветный мешочек и с сомнением воззрился на хрипатого. – Ты откель взялси? Кто таков?

– Бывалошный я, из перекидней. – хрипатый облизнулся на мешочек.

– Дворовые мы, с бабыониного подворью, – представился в ответ кот. И сжалившись над перекиднем, скомандовал. – Раскрывай ладошу. Отсыплю малость дедову табачку.

– Спасибо, братишка. Уважил старика! – занюхав щепоть, бывалошный весело расчихался.

– Ты пасть-то прикрой, – дворовый брезгливо отёр снегом усы. – Тольки бантериев мне не хватает!

– Что за зверюги? – разом подобрался бывалошный. По сторонам засаленной шапки шевельнулись лысые острые уши.

– Не бери в голову… – отмахнулся кот. – У меня к тебе просьба нарисоваласи. Помощь мне нужна. Сам не справляюси.

– Подмогну! – согласно закивал перекидень. – Обязательно подмогну! Что надо? Придушить кого? Или пугнуть?

– Снеговику боки намять! Вишь, стоит, не шелохнетси.

– Это запросто. Только зачем тебе?

– Как сладим дело – объясню. А теперь давай, ты спозаду заходи, а я спереду. Тольки сильно не бей. Там внутри человек.