– Если у тебя всё ещё незакрытые гештальты или ты скучаешь по вашим… – начал было он, как Женя врезала ему. Замолчав, он и сам понял, что сморозил ерунду.

– Если же ты так считаешь, то какого чёрта спасаешь меня? – разозлилась она, перейдя на крик. – Ты хоть думал своей головой, что никакие его слова отныне не доставят мне столько боли, сколько твои? Если бы мне так хотелось быть в отношениях с абьюзером, то с чего бы мне открывать своё сердце для тебя? Только вот я не подумала, что одним только словом ты сделаешь мне во сто крат хуже, чем этот недоумок!

Глеб стыдливо глазел на вмятый ботинками снег, не решаясь поднять глаза. Утерев слезу, Женя оставила его наедине со своими мыслями, а сама вошла в дом. Как же ей хотелось разреветься!

Дома мама принялась осматривать лицо Глеба.

– Прекрати, мама, – убрал он её руки, – я ребёнок что ли?

– Для своих матерей дети всегда остаются детьми, даже если им уже нужна трость для передвижения! – с горьким вздохом сказала женщина, проследовавшая за сыном в комнату. – Я оставлю тебя, но скажи, если что-то будет нужно.

– Хорошо, мама, – отозвался Глеб, усевшись на кровати и обняв снятый свитер. – Спасибо.

Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, а когда всё-таки проваливался в дрёму, видел перед собой улыбающееся лицо необычной девушки, в которую влюбился, как только впервые увидел: её упрямство и желание спасти его от смерти посреди пурги прямо в канун Нового года впечатлило его. Бедная девушка, как же она испугалась! Она-то думала, что он хотел убить себя… Её глаза, в оправе длинных заснеженных ресниц, смотрели ему прямо в душу, и если бы вместо Снежинки у него было бы кольцо, он бы тут же сделал ей предложение! А как она была счастлива безродному котёнку… А он возьми и скажи, что они друзья! Да если бы она знала, как сильно он истосковался по её улыбке, что не выдержал и на деньги с подработки купил билет на «Победу» и прилетел первым рейсом. Запустив руки в волосы, он корил себя за глупость и размышлял о том, что если она больше не взглянет на него, то будет очень права!

Наступило двадцать восьмое декабря, и Женя, заботливо разбуженная мамой, начала собираться. Подкрасив ресницы, девушка решила, что подрумянивать щёки в их морозную зиму совершенно незачем. Надела белую водолазку и утеплённые брюки, которые планировала снять уже непосредственно во дворце, как внезапно вспомнила о нерешённом вопросе с сапогами.

– Вот же блин! – воскликнула она, не зная, кому позвонить. – Может, у девочек из кружка Арины Георгиевны всё-таки найдутся?

Женя взглянула на часы и решила отправиться туда заранее. Нарядная зелёная красавица стояла в Центре дворца, при входе приветствуя гостей и приковывая внимание. Всюду сновали маленькие артисты. Кто-то переодевался прямо в зале, кто-то повторял слова, кто-то занимался украшением помещения и расстановкой стульев. А кто-то, например Арина Георгиевна, носился мимо Жени, руководя всем процессом.

– Арина Георгиевна! – позвала она, когда та проскочила мимо.

– А! Здравствуй, Женечка! – поприветствовала та и побежала по своим делам дальше.

– Я хотела сказать…

– Вижу-вижу! – улыбнулась та на ходу. – Ты прелестная Снегурочка! – и шмыгнула в зал.

Тяжело вздохнув, Женя прошла к скамейке, стоявшей вдоль раздевалки, и, обхватив щёки, тупо пялилась в плиточный пол. Не в валенках же ей выступать в самом деле! Мимо ходили ботинки от тридцать четвёртого до сорок шестого размера, и девушке стало так грустно, что хотелось расплакаться. Как она может энергетически передать радость всем присутствующим на представлении, когда сама опустошена и вымотана. Она даже не может насладиться праздничной суетой, поскольку мама вся в работе, отношения с Глебом не клеятся, а Юанна не сможет приехать в этом году. Более того, когда она видит Михаила Ильича на его рабочем месте, её сердце невольно сжимается. Какое там настроение? Рядом переодевались дети, и Женя не сразу заметила одинокую коробку, оставленную рядом с ней. Поднявшись, она осмотрелась.