«Как тесен мир международной политики и дипломатии», – подумал Ллойд.

Генрих сказал Ллойду, что решением всех проблем Германии было бы возвращение в христианскую веру.

– Мне и самому, – честно сказал Ллойд, – не очень близко христианство. Надеюсь, вам не слишком неприятно это слышать. Родители моей матери – валлийские фундаменталисты, мать вообще равнодушна к религии, а отчим – еврей. Иногда мы посещаем молитвенный дом «Голгофа» – главным образом потому, что пастор – член партии лейбористов.

Генрих улыбнулся и ответил:

– Я буду за вас молиться.

Ллойд вспомнил, что католики не стремились обращать других в свою веру. Как они отличались от его фанатичных родственников в Эйбрауэне, считавших, что те, кто не разделяет их веры, по собственной воле отворачиваются от Бога и будут обречены на вечные муки!

Когда Ллойд вернулся на собрание партии социал-демократов, выступал Вальтер.

– Это не может произойти! – говорил он. – «Акт о чрезвычайных полномочиях» – конституциональная поправка, и требуется, чтобы за нее проголосовало две трети, то есть четыреста тридцать два голоса из возможных шестисот сорока семи.

Ставя на стол поднос, Ллойд в уме произвел подсчет. У нацистов было двести восемьдесят восемь мест, у националистов – их близких союзников – пятьдесят два, значит, всего – триста сорок, почти на сто меньше, чем нужно. Вальтер прав. Акт не пройдет. Ллойд успокоился и сел слушать обсуждение и совершенствовать свой немецкий.

Но успокоился он ненадолго.

– Не очень на это рассчитывайте, – сказал человек с выговором берлинских рабочих. – Нацисты договариваются с Партией Центра. – Ллойд вспомнил, что это партия Генриха. – Это может им дать еще семьдесят четыре голоса.

Ллойд нахмурился. Зачем Партии Центра поддерживать меру, которая лишит их власти?

Вальтер озвучил эту же мысль более откровенно:

– Как католики могут пойти на такую глупость?

Ллойд пожалел, что не узнал всего этого до того, как пошел за кофе, – тогда он мог бы поговорить об этом с Генрихом. Мог бы узнать что-нибудь полезное. Черт…

Человек с акцентом берлинских рабочих сказал:

– Заключили же в Италии католики сделку с Муссолини – конкордат, чтобы защитить церковь. Почему бы здесь им не поступить так же?

Ллойд подсчитал, что с поддержкой центристов нацисты наберут четыреста четырнадцать голосов.

– Все равно не набирается две трети, – с облегчением сказал он Вальтеру.

Другой помощник, услышав его, сказал:

– Это если не учитывать последнее заявление президента рейхстага.

Президентом рейхстага был Герман Геринг, ближайший союзник Гитлера. Ллойд ничего не слышал о последнем заявлении. Остальные, по-видимому, тоже, потому что все притихли. Помощник продолжал:

– Он постановил, что депутаты от Коммунистической партии, отсутствующие по причине нахождения в тюрьме, не считаются.

Комната взорвалась возмущенными криками. Ллойд увидел, что Вальтер покраснел от гнева.

– Он не имеет права! – воскликнул Вальтер.

– Это абсолютно незаконно, – сказал помощник. – Но он это сделал.

Ллойд был потрясен. Неужели можно провести закон с помощью такой уловки? Он снова стал подсчитывать. У коммунистов было восемьдесят одно место. Если их не считать, нацистам нужно будет набрать две трети от пятисот шестидесяти шести, это будет триста семьдесят восемь. Даже с националистами им еще не хватало голосов. Но если их поддержат католики – акт будет принят.

Кто-то сказал:

– Все это совершенно незаконно. Мы должны выйти из зала в знак протеста.

– Нет, нет! – твердо сказал Вальтер. – Они примут этот акт в наше отсутствие. Мы должны отговорить от участия в этом католиков. Надо, чтобы Вельс немедленно поговорил с Каасом. – Отто Вельс был лидером Социал-демократической партии, а прелат Людвиг Каас был главой Партии Центра.