Ее это не тронуло.

– А кого именно фашисты убили в последнее время, здесь, в Англии?

– Британские фашисты еще не получили власти. Но ваш Мосли восхищается Гитлером. И если только у них появится возможность, они будут делать ровно то же, что и нацисты.

– Вы хотите сказать, они покончат с безработицей и вернут людям гордость и надежду?

Его влекло к ней с такой силой, что у него сердце разрывалось, когда он слышал, как она повторяет всю эту чушь.

– Вы же знаете, как фашисты поступили с семьей вашей подруги Евы.

– А Ева вышла замуж, вы знаете? – сказала Дейзи нарочито оживленным тоном человека, пытающегося перевести светскую беседу в более удобное русло. – За этого милого Джимми Мюррея. Теперь она английская замужняя дама.

– А ее родители?

Дейзи отвела взгляд.

– Я их не знаю.

– Но вы знаете, как с ними поступили нацисты! – Ева все рассказала Ллойду на балу в Тринити. – Ее отцу запрещено заниматься врачебной деятельностью, и он работает помощником аптекаря. Он не имеет права войти в парк, в библиотеку. В его родной деревне имя его отца сбито с памятника погибшим в войне! – Ллойд заметил, что почти кричит. – Как вы можете стоять бок о бок с людьми, которые творят такое? – гораздо тише сказал он.

Было видно, что ей неловко, но на его вопрос она не ответила. Вместо этого она сказала:

– Я уже опаздываю. Прошу меня простить…

– То, что вы делаете, простить нельзя.

Тут вмешался шофер:

– Ладно, сынок, хватит.

Это был грузный человек средних лет, и было очевидно, что он ведет малоподвижный образ жизни. Ллойд его нисколько не испугался, но начинать драку ему не хотелось.

– Я ухожу, – сказал он примирительно. – Только я вам не сынок.

Шофер взял его за руку.

– Лучше уберите руки, – сказал Ллойд, глядя прямо в лицо шоферу. – Я уйду, но прежде могу и двинуть.

Шофер заколебался. Ллойд напрягся, приготовившись действовать, ожидая, как на ринге, признаков, что противник готов напасть. Если шофер захочет его ударить, то размахнется изо всех сил, и уклониться не составит труда.

Но шофер или ощутил решимость Ллойда, или почувствовал на руке, которую сжимал, крепкие мускулы. По той или иной причине, но он подался назад и отпустил руку, сказав: «Не надо угроз».

Дейзи ушла.

Она спешила к рядам фашистов, а Ллойд смотрел на ее спину, которую отлично облегала черная форма. С глубоким вздохом разочарования он повернулся и пошел в другую сторону.

Он попытался сосредоточиться на деле, которым нужно было сейчас заняться. Каким дураком он был, что стал угрожать этому шоферу. Если бы завязалась драка, его наверняка арестовали бы, потом он провел бы день в камере – и как бы это помогло бороться с фашизмом?

Было уже половина первого. Он ушел с Тауэр-хилл, нашел телефонную будку, позвонил в Еврейский народный совет и поговорил с Берни. Когда он рассказал, что видел, Берни велел ему приблизительно подсчитать, сколько полицейских на улицах между Тауэром и Гардинерз-корнер.

Он перешел в восточную часть парка и стал осматривать расходящиеся лучами переулки. Увиденное его ошеломило.

Он ожидал, что полицейских будет около сотни. А на самом деле их были тысячи.

Они стояли шеренгами вдоль тротуаров, ждали в дюжинах припаркованных автобусов, сидели верхом на могучих конях, стоявших удивительно ровными рядами. Для желающих пройти по улице оставался совсем узкий проход. Полицейских было больше, чем фашистов.

Из одного автобуса полицейский в форме приветствовал его гитлеровским салютом.

Ллойд почувствовал ужас. Если все эти полицейские приехали поддержать фашистов, как сможет им противостоять демонстрация протеста?