Примерно то же самое я чувствовала, когда мальчишки в чужом дворе – не здесь, а в том городе, где я училась в университете, – однажды закричали мне вслед: «Длинная, длинная!» Я так изумилась, что чуть не остановилась и не задала им вопрос: «А вам какие девушки нравятся, разве не высокие и стройные?»

– Ничего не изменилось, – с тоской протянула я, оглядевшись по сторонам.

– Что тут могло измениться, если и года не прошло? – удивилась Ирка.

Мы разделись в гардеробе и подошли к расставленным возле него столикам. Там какие-то девушки, по виду старшеклассницы, предлагали зарегистрироваться – назвать себя и год окончания школы. На стене над ними висела гордая табличка «Реестр» – любят в нашей школе заковыристые словечки.

– Да ну его, – отчего-то не захотела записываться я. – Пошли в зал, а то нормальных мест не останется.

Наверняка и в актовом зале, где половина кресел опасна – для колготок точно! – тоже ничего не изменилось.

– Родная школа… – тосковала я, обозревая знакомые стены по дороге на второй этаж.

– Где ж ты раньше была? – усмехалась Ирка. – У тебя имелось целых одиннадцать лет, чтобы насладиться учебой на полную катушку, еще и с запасом.

– Что имеем, не храним, – процитировала я народную мудрость.

– Девочки! – услышали мы радостный возглас.

К нам спешила наша классная, учительница информатики Татьяна Дормидонтовна, которую мы нежно любили и уважали. Или это мне сейчас так казалось? Нет, судя по тому, что и мы, и она обрадовались встрече, все так и было.

– Как у вас дела? – задала она стандартный вопрос.

– Хорошо, – хором ответили мы. – Учимся!

– Молодцы, – одобрила классная.

И тут же по неистребимой привычке поинтересовалась:

– Как учитесь?

– На пятерки, – похвастались мы.

Мы вошли в зал, куда стекались выпускники разных лет, и сразу наткнулись на знакомых учителей – они скромно сидели в последнем ряду. Вот математичка Наталья Александровна, весьма ехидная особа, а вот химичка и по совместительству директор школы, великая и ужасная Римма Николаевна… Странно, что теперь мы с ними вроде как на равных, не надо трепетать и прятаться под партой, только бы не вызвали к доске.

– Здравствуйте! – обрадовались мы.

Все мнимые и настоящие обиды были, естественно, забыты, и разговор потек по уже знакомому сценарию.

– Здравствуйте, девочки! – приветствовали нас они. – Как дела?

– Учимся!

– Как учитесь?

– На пятерки!

– Молодцы!

Повисла пауза – больше вроде говорить было не о чем – и мы, попрощавшись, пошли искать свободные места.

– Слушай, Ирка, – сказала я по дороге, – а где историк?

– Не видела его, – озадаченно огляделась она.

– Не пришел, значит, – надулась я. – Не хочет любимых учеников повидать!

– Точнее, главную любимицу, – ехидно поправила Ирка.

Я вспыхнула, но возражать не стала. Историк Владимир Александрович Яблоков был классным руководителем у параллельного класса «А», но мы ценили и уважали его не меньше, чем «ашки». Он появился у нас только в десятом классе, и до этого мы таких учителей не видывали – историк никогда на нас не кричал, не читал нотаций, но во время его уроков в классе всегда стояла полная тишина. И, конечно, уроки – в кои-то веки мне стало интересно на истории.

Благодаря Яблокову – с такой фамилией прозвище ему так и не придумалось – мои школьные знания по истории оказались столь велики и обширны, что помогли сдать не только ЕГЭ, но и первую сессию!

На экзамене по истории России коварный препод задал мне дополнительный вопрос о том, почему в России в 1917 году сложилась революционная ситуация. И тут у меня перед глазами всплыла картинка из школьной тетрадки по истории за десятый класс, срисованная с доски. Историк высокохудожественно изобразил хромоногую царскую власть, опирающуюся на одну длинную ногу – обедневшее дворянство, и на вторую короткую – богатую буржуазию, не имевшую доступа к власти. Все это я изложила мигом поскучневшему доценту, и ему пришлось вывести в моей зачетке «отлично».