– Ну а кого, пап? – Сын заволновался. – Ты же видишь – тут никто никого не замечает, всем друг на друга плевать!

– А мы приехали такие – всем здрасьте, добрый день, давайте знакомиться и дружить, – язвительно проворчала я, уже почти сожалея о нашей традиционной тактике. – Уффф… Ну, как мы можем ей помочь? В полицию заявить? Так у нас никаких фактов нет, одни только домыслы. Участковому сообщить? Он если и придет проверить, что там происходит, то ничего особенно не увидит – ну, съемная квартира, ну, студенты живут. При нем-то ничего предосудительного происходить не будет, и сами девочки в присутствии сутенеров и сторожей ни слова не скажут, побоятся.

– А, так вот почему она с нами здороваться не стала! – обрадовался сын. – Боялась вызывать подозрения у охранников!

– В общем, не знаю я, что делать, – заключила я. – Будем думать.

– Но не слишком долго, нам ведь скоро уезжать, – напомнил сын.

Утром мы поехали в Царицыно. Гуляли там, любовались красотами. Потом надолго зависли у плотины, наблюдая за утками.

– Раньше я недооценивал уток, – задумчиво сказал Колян. – Сырых, в смысле – живых. Жареные-то они мне и прежде очень нравились…

– Но казались малоинтеллектуальными существами, высшее достижение которых – сезонный перелет без помощи авиакомпании в теплые края в компании пучеглазой лягушки на прутике? – съехидничала я.

– Но сегодня я прозрел: утки, оказывается, умеют развлекаться, а это несомненный признак интеллекта! – закончил свою мысль супруг.

Утки большой толпой сидели на льду за плотиной. Сидели, сидели… Вдруг раздался командный вопль, этакий кряк души – вся пернатая тусовка взлетела и стремительно перебазировалась на открытую воду метрах в двадцати ниже.

Радостно рухнув пузом в пруд, кряквы сложили крылья, замолчали, зажмурились и несколько минут убедительно притворялись невинными резиновыми уточками в ванне. Потом по одной стали вылезать на берег и целеустремленно пошлепали за плотину.

Там они опять собрались в кучу, как мирные демонстранты, только без транспарантов.

Дожидались командного кряка своего главаря – и снова дружно полетели в воду!

– Ей-богу, никогда не видала более зрелищного и эффектного флешмоба! – призналась я.

– Знаешь, о чем я думаю? – Колян отвернулся от уточек и посмотрел на меня.

– Как бы помочь блондинке-русалке? – безошибочно угадала я. – Сама о том же думаю… Эх, были бы мы в Краснодаре, я бы нашла, кому позвонить, но тут, в Москве… Я никого не знаю в органах…

– А ты посмотри на них, – муж кивнул на уток. – Они перелетают с места на место. Но ведь и люди тоже! Прикинь, сколько бывших наших живет в Москве. Паша Жуков и Дима Петренко работают на Первом, Саня Дробот на «России», на «Раше Тудей» целая куча бывших краснодарцев и сочинцев, Венчик Романов в Коммерсе, Лариска твоя в ТАСС, а сколько еще журналистов на фрилансе…

– Коля, ты гений! – сказала я совершенно искренне.

– А что это вы тут замышляете? – набежал сынище, наблюдавший уток вблизи, и с разбегу обнял родителей двумя руками.

– Да ничего особенного – хотим организовать вечер встречи давних друзей!

Организовывать ничего не пришлось. Едва мы начали обзванивать бывших земляков, как выяснилось, что Пашка Жуков как раз собирает народ, чтобы обмыть очередной добытый им кинофестивальный приз, и мы сразу же получили приглашение на этот сабантуй.

Вечер встречи давних друзей затянулся чуть ли не до утра. Начиналось все пафосно в ресторане Дома кино, оттуда чуть поредевшая компания откочевала в уютный паб без претензий. В финале плотная группа из полудюжины старых боевых товарищей переместилась на нашу съемную квартиру – как выяснилось, почти никто из бывших краснодарцев не обзавелся жильем в центре столицы. Только у Димки Петренко, пробившегося в топы, имелась двушка в районе трех вокзалов, но там в глухой ночной час мирно спали – он так надеялся – восьмимесячные двойняшки Витя и Рома, а также их счастливая до смерти мама.