– На предмет?

– На предмет денег, – твердо сказал он.

– Простите, не понимаю.

– Это уже перебор. Шеф на месте?

– Гражданин, а вы не ошиблись? – вполне искренне удивилась она.

– Ну хватит, хватит. Еще скажи, что не узнаешь.

– Предупреждаю: я вызвала охрану.

– Зачем? – в свою очередь удивился Егор.

– Сейчас объясним…

В коридоре показались двое – оба жили по соседству, и Егор частенько ездил с ними в одном вагоне. Охранники взяли его под локти и оттеснили к окну.

– Влад… Да Влад же! Костя! Вы что, разыгрываете меня?

– Не знаю, откуда вам известны наши имена, но то, что они вам известны, это не в вашу пользу, – длинно объявил Костя.

– Чего надо? – спросил Влад.

– К шефу я, за деньгами. Он, когда меня рассчитывал, вместо денег…

– Выбирайте, – перебил его Костя, – либо уйдете сами, либо поедете в полицию.

– Вы что, мужики?.. – опешил Егор. – Вы меня не узнаете?

– Я повторяю вопрос и вызываю наряд.

– Да вы… как… – Егор поперхнулся и, выдернув руки, пошел к лестнице. – Это он вас заставил? Шеф заставил, да? Смешно, мужики. Смешно и глупо. Я на вас в суд подам.

Он налетел плечом на Веронику, и та чуть не свалилась за низкие перила. Егор корректно поддержал ее за бедра, но она почему-то взвизгнула.

– Ребята, что вы смотрите?! – закричала Вероника. – Ненормальный какой-то! Зачем его пустили?

Костя с Владом снова двинулись на Егора, и он, оценив суровость их физиономий, поспешил к выходу.

На полдороге к платформе, сняв капюшон и задрав лицо к белесому небу, стояла Маркова.

– Одень немедленно! – велел Егор. – Шестьдесят пять, не меньше. Так врежет – до больницы не довезут.

– Что вы хотите? – спросила она совсем как секретарь.

Глаза у Маришки были заплаканные. В смысле – красные. Слезы при шестидесяти пяти в континентальной зоне высыхали прямо на щеках.

– Мы хотим… – горько проговорил Егор. – Маришка… Я Соловьёв! Ты тоже меня не помнишь? Как же это, Маришка? Как же?..

– Простите. Я не знаю, в чем ваша проблема, но никаких Соловьёвых…

– Да одень капюшон-то, дурища!

Маришка шмыгнула носом и, еще раз вякнув «простите», поплелась к зданию.

– Маркова! – позвал Егор. – Ты же меня любишь! А? Дура ты набитая. Ты почему рыдала-то? Потому что меня уволили! Зачем ты вместе с этими?.. Зачем вы сговорились? Не из-за денег же! Там денег – тысяча таксов. Смех.

Она изобразила рукой что-то вроде «отстаньте» и скрылась в тонированных дверях. Егор плюнул и направился к платформе.

Если уж Маришка… если даже она… Егору всё меньше верилось в то, что это розыгрыш. Слишком слаженно у них получилось. Да и много чести для рядового сотрудника. И Вероника!.. Она бы не выдержала, хихикнула – если б это был розыгрыш.

Какое-то время Егор еще надеялся, что вот сейчас, через секунду, через две, из здания высыпет толпа в бледных плащах – с бутылкой шампанского, с идиотскими прибаутками… Он бы, конечно, простил. Поломался бы для порядка – и простил. Куда деваться, родной коллектив. Однако прошла и минута, и пять, он уже стоял на платформе, а двери всё не открывались.

Окатив его волной горячего воздуха, затормозила электричка. Он с тоской посмотрел на четыре купола. Оператор нетерпеливо свистнул, и Егор, стряхнув капюшон назад, шагнул в искусственную прохладу тамбура. Он еще верил, что всё образуется. Но уже не очень искренне. Надо было себя успокоить, он и успокаивал. А верить – уже почти не верил.

Обычно он садился во второй вагон – там больше народу, там веселей, но сейчас Егор перешел в последний, четвертый. Здесь не было ни души. Выбрав неудобное место, спиной вперед, он скрестил на груди руки и прикрыл глаза. Ему хотелось бы ехать долго – не пятнадцать минут, а час или два, или до самого вечера. Ему было о чем поразмыслить.