– Господи, дай мне дожить до того дня, когда они уберутся отсюда, когда придут наши. Ничего другого не прошу, только бы встретить своих, обнять. Неужели так и умру, не дождавшись?

С вечера ещё доносились до посёлка громовые раскаты артиллерии. Били из нескольких точек по близлежащим сёлам. Там как раз пролегала первая линия обороны украинской армии: сообщающиеся между собой окопы и блиндажи, зарытые в землю орудия, спрятанные под покровом овощехранилища и надёжно защищённые бетонными плитами САУ. Сёла эти были небольшие, но красивые – с прудами, старыми яблоневыми садами, необъятной ширью степей и перерезающих их посадок. Из жителей почти никого не осталось, только десятка два стариков, у которых детей либо не было, либо просто не хотели их обременять. Дома, жители которых временно выехали, вояки разграбили, всё вынесли, даже розетки из стен повырывали. Новой почтой отправляли награбленное добро. Машинами, доверху нагруженными, тащили рамы окон, мебель, велосипеды и мотоциклы, инструменты, лодки и прочее в райцентр, где специально для них открыли 3 пункта приёма Новой почты, один уже не справлялся с таким количеством посылок. А если кто из хозяев наведывался и заставал нациков в своём доме, рыщущих по закромам, то приставляли автомат к груди и шипели:

– Пішов звідсіль, тут твого нічого нема.

Таких обстрелов, как этой ночью, давно уже не было. Люди научились за 8 лет различать прилёты и ответки. Когда выстрел слышнее взрыва, то это опять укры салютуют. Иногда взрыва не слышно, значит, не разорвались мина или снаряд, кого-то Господь уберёг. А были и такие случаи, что падает вхолостую снаряд, а на нём надпись «простите» или «всё, что можем». Среди украинских солдат есть и такие, у кого совесть не затопчена.

Как-то в 2018-ом ехала Мария с двумя учительницами в райцентр. Банкомата в посёлке не было, а как раз зарплата пришла. На блокпосту у кладбища их остановили, высокий военный лет 34-х попросился довезти его. Им было по пути, и хочешь – не откажешь. Он первым начал разговор, рассказал, что батальон их прибыл из Одессы, что сам он кадровый военный, в Одессе у него жена и двое сыновей. Уже подъезжая к городу, признался, что командование вызвало его на ковёр. Причина? Не выполнил приказ: не стал открывать огонь по указанным квадратам, сверился с картой, а там жилые районы, никакой армии ДНР и в помине нет. Слушая, женщины сочувствовали, понимали, что ждёт командира. Мария тогда вытащила из обложки паспорта бумажную иконку Божьей Матери, что всегда носила с собой, и протянула ему, сказав:

– Пусть охраняет Вас. Спасибо.

Он взял иконку, сунул в карман камуфляжной куртки, кивнул на прощанье и пошёл.

Ни командира этого, ни батальона из Одессы они больше не видели. Сразу же была проведена ротация.

С тех пор многое изменилось. На смену кадровым военным появились Правый сектор, Азов, Айдар, литовские наёмники что-то не поделили с нацбатальонными и устроили перестрелку прямо на спортивной площадке перед магазином, где гуляли дети. Эти новоиспечённые «защитники» были злее, безжалостнее. И соседний городок уже обстреливали, не заморачиваясь какими-то квадратами.

А тут вдруг такая ответка всю ночь! Что может быть приятнее для слуха? Наверное, тот, кто не жил во время войны, не испытывал всей глубины ненависти к врагу, вряд ли поймёт радость, переполняющую тебя при звуках родной артиллерии. «Наши стреляют», – с гордостью шепчешь ты, глядя в очерченное прилётами небо. Раньше Мария во время ночных перестрелок выходила на улицу, рискуя попасть под град осколков, и жадно прислушивалась, мысленно обращаясь к своим: родненькие, пожалуйста, ответьте! Но отвечали редко, и видеть на фоне ночного неба вздымающиеся багровые всплески разрывов на той стороне было больно до того, что, возвращаясь в кровать, она даже в сильные морозы оставляла приоткрытым окно, чтобы слышать, если вдруг «наши» ответят. Спустя годы, когда артиллерийские дуэли немного поутихли, ей не давала спать уже тишина…