В письме к матери от 5 ноября 1853 года, сообщив ей о состоянии своего здоровья и о литературных делах, он пишет:

«Извести меня о мадемуазель Каролине – уж не знаю, как теперь ее фамилия, – отвергшей мое предложение, вышла ли она замуж или только собирается выходить? Ты знаешь, что я живо интересуюсь этой юной особой, не раз тревожившей мои сны, ей у далось в течение нескольких месяцев владеть всеми моими помыслами.

Я хотел бы знать, как она живет и каковы ее сердечные склонности? Несчастная, она даже не понимает, от какой блестящей партии отказалась, чтобы в один прекрасный день выйти замуж за какого-нибудь слизняка вроде Жана Кормье или кого другого. Ну, что поделаешь – судьба!»

Итак, через пять лет после замужества Каролины он все еще любил ее. Любовь подростка, которая вызывала улыбку, стала чувством взрослого мужчины, глубоким чувством, которое он пронес, быть может, через всю жизнь!

Не исключено, что его родители отнюдь не были огорчены тем, что планы, которые Жюль строил в отношении Каролины, так и не осуществились. Возможно, что они безо всякого сочувствия относились к браку между двоюродным братом и сестрой. И разве подобное же препятствие не представилось непреодолимым впоследствии, когда возник проект брака между одним из Аллот де ла Фюи и одной из дочерей Софи?

После получения диплома бакалавра в 1846 году перед Жюлем открывается будущее. Семья уже выработала легко осуществимый план: старший сын, естественно, станет продолжать дело отца, младший будет морским офицером, что касается сестер, то они выйдут замуж.

Жюль поэтому начинает изучать право в Нанте с помощью учебников и руководств, бывших тогда в ходу. Но учеба не рассеивает горя, которое он переживает зимой 1847 года из-за помолвки Каролины. Свадьба предстоит весной. Может быть, для того чтобы смягчить у дар, отец решает в апреле 1847 года отправить Жюля в Париж, где он поселится у своей двоюродной бабки Шаррюэль и там будет сдавать экзамены за первый год обучения.

Выдержав эти испытания, Жюль тотчас же уезжает в Провен, где, как надеются родители, ласковый прием у родного очага успокоит его душевную боль. Тщетная надежда, ибо он, по-видимому, не избавился от горькой озлобленности, о чем свидетельствуют слова, написанные им по получении известия о замужестве Каролины: «Итак, это правда! Состоялась все-таки проклятая свадьба!»

Возвратившись в Шантене, он по-прежнему угрюм и молчалив. Без энтузиазма погружается он в книги по юриспруденции, перед тем как вернуться к факультетским занятиям.

В следующем году Жюль приезжает в столицу сразу же после июньских событий. В письме из Парижа от 17 июля 1848 года он дает Пьеру отчет о деньгах, выданных им сыну на дорогу – 75 франков на питание в течение двадцати дней, 40 франков за комнату, 100 франков – дорожные расходы, – и описывает ущерб, нанесенный восстанием.

«Я вижу, – добавляет Жюль, – что вы в провинции обуреваемы страхами и боитесь всего гораздо больше, чем мы в Париже. Пресловутый день 14 июля прошел спокойно, и теперь поджог Парижа назначают на 24-е, что не мешает городу веселиться, как обычно».

В конце другого письма, от 21 июля, он вспоминает о Каролине:

«Ах, бог мой, я и забыл – есть ведь одна вещь, которая занимает меня, несмотря на все парижские заботы. Как обошлось дело с бракосочетанием некоей хорошо известной Вам девицы, которое должно было состояться во вторник? Не скрою, что хотел бы получить об этом точные сведения».

Матери он гораздо откровеннее пишет о своем разочаровании: