Прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Барт ночью ездил на убийство, а я отплясывала на королевском балу. «Специальный корреспондент», чтоб главного редактора паралич разбил. Ну разве это интересно — какие наряды носили дамы на приеме в честь первого дня лета? Впрочем, столичные девицы благодаря этой заметке газету все же купят, но хочется-то большего! Настоящего дела, настоящей сенсации, а мне подсовывают то городские праздники, то парады гвардии, у меня уже глаз дергается от прилагательных вроде «величественный» и «торжественный». В портовом борделе публичные девки невесть куда пропадают, полиция только руками разводит, мол, преступных элементов не ищем. Я предложила расследовать этот сюжет, так Донован чуть не выставил меня из редакции.

Ладно бы еще родители посетили столицу по случаю праздников, так нет же, у них снова какие-то переговоры с кланами оборотней на границе. Да и готовились к приезду старшего брата. Амаэль, наверное, уже должен был явиться в поместье из путешествия к морю.

Заскрипела входная дверь, я открыла глаза и подавила желание тут же их закрыть. На сонное, оплывшее лицо главного редактора с хомячьими щеками, покрытыми редкой щетиной, смотреть не хотелось. Он расстегнул пуговицы жилета, который едва сходился на его необъятном пузе, окинул меня неприязненным взглядом и поморщился. Все никак не может привыкнуть, что в его газете работает женщина.

Чего смотришь? И не подумаю ноги со стола снять, я пол ночи отплясывала осточертевший вальс, еще пол ночи тут стучала статью, имею право отдыхать, как хочу.

— Хоук, тебе следовало родиться мужчиной! Почему бы не надеть юбку, как все нормальные женщины? — сквозь зубы процедил редактор и протянул руку.

Нет уж, стоило родиться женщиной только ради того, чтобы выводить из себя таких ретроградов.

Я мысленно порадовалась, что храню на работе костюм, в который и переоделась после бала. Неохотно сняла ноги со стола и протянула ему статью. Он бегло просмотрел, но не вчитывался — да и не во что там вчитываться, всего лишь описания модных фасонов нарядов да столичных сплетен. Тоже мне статься.

— Потому что рыжему вихрастому юнцу горожане охотнее пересказывают сплетни, чем прилично одетой девице, — буднично ответила я и дотянулась-таки до сигарет.

Подобный разговор Морис завязывал не впервые. Когда я, выпускница факультета истории и словесности столичной Академии, пришла устраиваться к нему на работу, он принял меня за молодого парня. Волосы я тогда убрала под шляпу, надела просторную рубашку, которая совершенно скрыла наличие и без того маленькой груди, пиджак с широкими полями и прямые брюки. Имя мое тоже на принадлежность к женскому полу не намекало: «Хоук Бёрд» — значилось в документах. И мы подписали контракт на три года. Когда Донован выяснил, что я — девушка, долго ругался, ведь женщин не брал на работу принципиально, но было уже поздно. Я специально настояла на срочном договоре, чтобы он уже не мог выпереть меня с работы только из-за личной неприязни.

— Ладно, на сегодня свободна. И подумай над тем, чтобы на жалование все же прикупить себе платьице, — недовольно проворчал он и вышел.

Я оглядела три стола с пишущими машинками, фыркнула вслед редактору, выпуская изо рта облачко горького дыма, и поднялась. Мне и в самом деле надо отдохнуть, а что до платьев — если когда-нибудь мне захочется снова их надеть, я так и поступлю.

Но не успела я сделать и шагу в сторону двери, как Донован вернулся, распахнул створки настежь и за ним в комнату, чеканя шаг, вошел королевский гвардеец. Золотые нашивки на красно-белой форме сверкнули в лучах рассветного солнца так же ярко, как блондинистые кудри юнца.