Второй автомобиль, следовавший за Сажиным, поравнялся с ним и тоже замер. На следователя вопросительно смотрел помощник.

– Поезжай вперед, Паша. Устройся. Я скоро догоню. Сажин махнул в сторону города, после чего заложил за спину руки, сгорбился и, похожий на шахматного коня, сам отправился по направлению к Шуйску.

Следователь ступал осторожным, мелким шагом, огибая лужицы, обходя грязь. Его водитель тихо катился следом на почтительном расстоянии. «Должно же быть объяснение тому унынию, что наводят глухие периферийные городки, – гадал Сажин. – Может, избыток пространства?»

Из-за дерева выглянула стела с медной рыбкой в навершии. Сажин сощурился перед табличкой: «Знаменитый Рюминский Карась». Он горько улыбнулся, чем усугубил и без того глубокие борозды морщин на вислых щеках. Немало ему довелось перевидать таких вот мест, с чепуховыми памятниками и одинаковыми преступлениями. Все на одно лицо эти единоутробные райцентры. В город всегда ведет рыхлая дорога. Она редко бывает прямой и петляет через просеки каких-нибудь гадких тополей. В просвете между этими деревьями-часовыми обязательно мелькает одно и то же поле, некогда хлебное, а ныне безработное. А в точке, где обрывается поле со ржавыми лопухами, начинается водоем. У каждого такого города есть выхолощенная набережная, протянутая вдоль поймы. Она покрыта брусчаткой, как протертые обои цветным ковром. Перед Сажиным встал указатель: «Озеро Рюминское». Белая стрелка направляла в сторону придорожного забора из борщевика, за которым не было видно ничего. За нижнюю раму знака уцепился поползень. Он висел головою вниз и вопросительно тянул шею в сторону Сажина. Следователь замер. Его беспокоило жгучее покалывание в правом боку, которое отдавалось по всей брюшной полости, когда он ступал на левую ногу. Он прислушался к себе и подслушанным остался недоволен. Желтая рука, высвобожденная из перчатки зубами, потянулась к птице. Ему внезапно и остро захотелось почесать ее пушистое брюшко, все в нежных белых перьях.

– Лучше через поселок. Навигатор ведет. – Водитель вспугнул птичку, и Сажин посмотрел на него с нескрываемой ненавистью.

Тот растерялся, пожалел и отвел глаза. Сажин плюнул, еще немного для пущей неловкости побуравил несчастного и двинулся дальше.

– Прогулка – это для вас полезно. – Водитель катился рядом как привязанный и старался исправить свою безвыходную позицию. – Это вы молодец!

Сажин его не слушал. Ему ли было не знать, что похвала дурака обидней критики умного. Он смотрел на бревенчатый теремок охранника и гадал, насколько точно он знает наперед, что увидит внутри. А внутри должны быть круглые настенные часы с фотографией молодой Натальи Петровны, датированной ее первым сроком, календарик за позапрошлый год, иконки божьих матерей и лента с мертвыми мухами, приклеенная к наддверной подковке. Сажин вошел без стука. Обстановку он почти угадал. Недоставало липкой ленты.

– Вы к кому?

Охранник отложила вязанье, убрала за уши немытые волосы и встала, опираясь правой рукой о ручку кресла. Левой она принялась тереть поясницу и посмотрела не на Сажина, а сквозь него, словно он пустое место.

– Вы к кому? – повторила она.

– Я Сажин. Дознаватель из Москвы. – И, убедившись в том, что его не слушают, попросил прямо и несколько громче: – Откройте, пожалуйста, ворота. Нам через поселок быстрее будет.

– Быстрее… быстрее… – Охранник заворчала и направилась к коробке с круглой зеленой кнопкой. – Занятые такие…

Домовладения прочих шуточных воров, сложенные в духе «горная европейская деревенька», стояли смущенные, потупив козырьки, в тени старшей своей сестры – дворца главы города Иды Игнатьевны. Сажин попросил проехать мимо имения на тихом ходу. Они катились, а здание все не заканчивалось. Дом подследственной был немногим скромнее Эрмитажа, но выполнен в индустриальном ключе, а попросту – из ворованного рыжего кирпича, используемого в социальном строительстве. «И сколько во дворце бассейнов, школ и больниц?» – улыбался Сажин. Он рисовал в уме портрет Иды Игнатьевны и думал наперед, на какие болевые точки будет нажимать, чтобы размер взятки превысил дотацию на бассейн настолько, насколько он пострадал в этой поездке. Беспокойство желудка, головокружение, раздражительность и разочарование устройством страны в целом взвалятся на покатые плечи Иды Игнатьевны. «Еще как свалятся», – решил Сажин и попросил доставить его в гостиницу поскорее.