– Я знаю, что она умеет читать. Она мне об этом сказала.

– А под конец, охваченный страстью, он предложил моему отцу денег.

– Это решило дело. Я пообещал заплатить ему ровно столько, сколько зарабатывает Гарриет, и гинею в неделю сверх того. Эти святоши любят наживу. Встаньте у огня, Виктор, Вы до сих пор дрожите.

– Мой отец, – сказал Уэстбрук, – человек бедный, равно как и богобоязненный.

– За бедность я его не корю. Я корю его за то, что он не заботится о Гарриет.

– Куда вы ее поместите? – спросил я Биши.

– Я не намерен ее никуда помещать. Нет, неверно. Я помещу ее здесь.

– Вы хотите сказать… – Я оглядел гору книг и бумаг; жилье его было в состоянии столь же сумбурном, что и его комнаты в Оксфорде.

– Я намерен обучать ее сам. Мы с Дэниелом обсуждали вопрос женского образования – без этого предварительного шага раскрепощение женщины невозможно. Я познакомлю Гарриет с Платоном, Вольтером и божественным Шекспиром.

– Для молодой девушки это немало.

– Дэниел уверяет меня, что она и сама рвется к ученью. Читать они начали под наставлением их матери.

– Теперь ее нет в живых, – сказал Уэстбрук.

– Дэниел по-прежнему дает ей книги, которые она читает по воскресеньям, спрятавши их внутри Библии.

– Значит, она приедет сюда? – спросил я.

– Что в этом такого?

– Без сопровождения компаньонки?

– Вы, Виктор, все такой же несгибаемый женевец. В Лондоне – в этой части Лоднона – подобных условностей нет. А будь они, я с радостью нарушил бы их. – Он взглянул на Уэстбрука. – Я всем сердцем желаю действовать в интересах Гарриет. Я буду ей читать. Поглядите. – Он подошел к горе книг, наполовину свалившейся на ковер, и взял одну из них. – «Крушение империй» [7] Вольнея. Знакома ли вам, Виктор, эта вещь? – Я кивнул. – Из этой книги она узнает о том, что несправедливая власть обречена и что всех тиранов ждет падение.

– Надеюсь, это доставит ей удовольствие, – сказал я.

– А что бы вы на моем месте читали ей? Романы Фанни Берни? Они суть те узы, что сковывают молодых женщин, находящихся в порабощении. Что до этой книги, ее я собираюсь одолжить Дэниелу. – Он возвратился к горе и поднял «Защиту прав женщины» Мэри Уоллстонкрафт. – Когда он подробно ее изучит, я преподнесу книгу его сестре. Вы согласны, Дэниел?

– Как вы тогда выразились? – спросил Уэстбрук. – Нам должно пробить дорогу.

– Именно. Мы говорим о радикальных реформах, но ведь слово «радикальный» происходит от слова «корень» [8]. Корень и ветвь. Реформы до́лжно распространить на все сферы деятельности. Виктора интересуют вольтовы явления. Меня интересует душа Гарриет. Эти вещи вполне равносильны. – Возбудившись в ходе этой беседы, он открыл окно, чтобы вдохнуть холодного сырого воздуха. – Что за ночь! – продолжал он. – В такую ночь на улицах Лондона мне представляются бродячие призраки, возникшие из воды. Но кто знает, видны ли привидения в тумане?

Я подошел к Уэстбруку:

– По душе ли вашей сестре это новшество?

– Она вне себя от радости, мистер Франкенштейн. Она жаждет знаний.

– Так тому и быть. – Я повернулся к Шелли: – Вот уж не думал, что вы, Биши, способны быть учителем.

– Каждый поэт – учитель. На этот счет Дэниел согласен со мною. Он боготворит поэтов Озерной школы [9]. «Тинтернское аббатство» он способен цитировать по памяти.

– Я знаю последние строки, – прошептал мне Уэстбрук. – Они запомнились мне навсегда.

– Когда же вы начинаете занятия с мисс Уэстбрук? – спросил я Биши.

– Завтра утром. Она придет сюда пораньше. Я дал ей экземпляр «Нравственных историй» миссис Барбо, чтобы произвести впечатление на ее отца, но эту книгу мы оставим. Я хотел бы, чтобы для начала она почитала Эзопа. Он очаровывает воображение и наставляет ум. Будут там и кое-какие трудные слова – их я изъясню.