Мама, бывшая скромница, распускала волосы. Ветер трепал их, бросал в лицо. Она скакала со всеми – их общая подруга, дикарка, кочевница. Иногда останавливалась поговорить с кем-то. Прижималась лбом ко лбу. Трепала по плечу, будто всех их давно знала. На ее запястье белел новый полукруглый шрам. Такой же, как у других.

Соне поручали лазить по скалам вдали от взрослых, искать колкую травку с шишковатыми ягодами, что зовется эфедрой. Плоды походили на молекулы со школьных плакатов: состояли из склеившихся красных шариков. Соня ломала жесткие трубчатые стебли и заворачивала растение в газету. Позже она прочитала в интернете, что эфедра помогает при маминой болезни, и стала гордиться своими вылазками. Еще, узнала Соня, растение может вызывать галлюцинации. Она рассказала это соседке по парте, и девочки много смеялись, воображая, как ее маму развезет от травки. Потом она вспоминала эти разговоры со стыдом.

Налазившись по скалам, Соня наблюдала издали за мельтешением людей и коней – ей запрещали подходить близко. Мама говорила, это полудикие лошади, которые слушаются лишь хозяина. Иногда Соня стреляла по мишени из подаренного Антоном лука, но чаще просто сидела в машине с открытой дверью и ждала. Казалось, мама вот-вот очнется от белой дремы, подойдет и скажет: нам обеим здесь не место.

Во время третьего визита в конный клуб случилась неприятность. Кольца скачущих внезапно распались, всадники загикали, осаживая лошадей. Морды животных повернулись в центр круга. Указали на ее маму. Та держала руку у груди, как оперная певица. Сипела. Задыхалась. Мучилась приступом астмы. У белой одежды не было нагрудных карманов. Ингалятор, видимо, остался в машине.

Соня кинулась к походной сумке, достала «‎Симбикорт» – бело-красный, с клапаном, – и побежала к всадникам. Она чувствовала: мама страдает не только из-за болезни, но и оттого, что оказалась в неловком положении. Нужно срочно ее спасать.

Соня торопилась. Перед глазами мелькали коленки, острые. Штанины шорт терлись друг о друга, шуршащие. Щиколоток касалась трава, колючая. Затормозила Соня у ног лошадей. Конь справа взвился, едва не задел ее голову копытом, но пугаться было некогда. Она покрутила колесико ингалятора и сунула маме в руки.

– Зарядила, возьми!

Та втянула дозу лекарства, задержала дыхание. Стих весь шум, кроме редкого фырканья коней и криков чаек. Другие всадники наблюдали. Они, здоровые, не знали, как сильно борьба с астмой портит им с мамой жизнь. Как болезнь их сплотила.

Соня немного злилась: почему мама, прежде такая мудрая, разучилась заботиться о своем здоровье? Давно ли дула в пикфлоуметр? Отслеживала ли состояние? Ну почему любовь делает взрослых глупыми?!

– «‎Жаба» упрыгала? – спросила с улыбкой Соня, все еще задыхавшаяся от бега.

Мама подняла тонкие брови, подведенные черным. Карие глаза блестели. На родном лице появилось незнакомое высокомерное выражение.

– Жаба?

Соня отступила на шаг, не понимая, как мама могла забыть их любимую присказку про астму: «‎Других принцесс жаба целует, а я свою на груди пригрела». На секунду в маминых изменившихся чертах словно проступил другой человек. Если это любовь так сильно ее преобразила, Соня не хотела влюбляться.

– И вообще, – отчитывала ее мама, – зачем прибежала? Под коней бросилась! Не думаешь о своем теле.

Стало обидно до слез.

– Ну-ну, не плачь, ступай к машине.

Соня поплелась прочь, с тоской вспоминая, как мама, бывало, смеялась над болезнью: «‎Подумаешь, солнышко, ну какая ерунда эта астма. Я просто забываю, как дышать». Или: «‎Сейчас буду сопеть ежиком, ты только не переживай». Тогда Соня видела ее волнение лишь по характерному жесту – руки сложены высоко на груди, ладони спрятаны под мышками. Тогда казалось, мама сильнее болезни, она справляется. Теперь же астма начала брать верх.