Отец не долго верил объяснениям Нэте. Он жестоко поколотил Таге, но тот все равно продолжал все отрицать. Его собственные сыновья тоже увиливали от расспросов, поэтому пришлось поверить парню.

С тех пор Таге никогда не встречался с Нэте. До него доходили кое-какие слухи про нее, и иногда он испытывал сильное чувство стыда.

В конце концов он предпочел обо всем забыть.


Таге готовился в течение двух дней. Погружал руки в смазочное масло, растирал и скоблил до тех пор, пока растрескавшаяся кожа не стала розовой и приятной на взгляд. Брился несколько раз в день, пока снова не стал гладким и лоснящимся. В парикмахерской Таге встретили как блудного сына, но стрижка, мытье и обильная обработка туалетной водой были произведены с такой дотошностью, на какую способны только настоящие специалисты. Зубы он полировал пищевой содой, пока не закровоточили десны. После чего отражение Таге в зеркале стало напоминать эхо былых времен. Если ему причитается десять миллионов, он должен принять их подобающим образом. Пускай Нэте увидит его таким, словно он прожил достойную жизнь. Она должна увидеть в нем того парня, который однажды заставлял ее смеяться, и подойти к нему с гордостью.

Он сильно переживал. Каким образом ему на пятьдесят восьмом году жизни подняться со дна и выглядеть состоявшимся человеком? Ведь на него будут направлены пристальные и, возможно даже, враждебно настроенные взгляды.

По ночам Таге мечтал, что его уважают, ему завидуют, что вернулись былые времена. Черт его знает, зачем вообще жить в этом жалком обществе, какое смотрит на него, как на чумной бубон. Черт его знает, зачем жить в населенном пункте с менее чем полутора тысячами жителей, где даже железная дорога зачахла, а настоящей гордостью города считалась прицепная фабрика. Давным-давно она переехала, а на ее месте образовалась новая народная школа с убогим названием «Северная народная школа мира».

Таге отыскал самый большой мужской магазин в Богенсе и приобрел там прекрасный блестящий костюм с синеватым отливом. Продавец, криво улыбнувшись, назвал его последним писком моды. С учетом громадной скидки костюм стоил ровно столько, чтобы от записанной в чеке суммы осталось некоторое количество крон на бензин для мопеда и билет из Эйбю до Копенгагена.

Триумфальный момент его жизни настал, когда Таге взгромоздился на свой «ВелоСолекс» и помчался по городу. Никогда еще взгляды, обращенные в его сторону, не были такими приятными для него.

Никогда еще Таге не был настолько готов принять свою судьбу, какой бы она ни была.

Глава 12

Август 1987 года

На протяжении 1980-х Курт Вад с большим удовлетворением наблюдал, как консервативные настроения все больше охватывали общество, и вот теперь, в конце августа 1987 года, почти все средства массовой информации предсказывали победу на выборах буржуазному крылу.

Это было благодатное время для Курта Вада и его единомышленников. Партия прогресса яростно ополчилась против иностранцев, и постепенно все больше и больше христианских общин и национальных объединений группировались вокруг опытных агитаторов-популистов, которые умело размахивали над головой кнутом, ополчившись против морального разврата и разложения, не выказывая ни малейшей мягкости и сентиментальности по отношению к общепринятым принципам прав человека.

Концепция основывалась на том, что люди не рождаются равными и для равенства и с этим надо смириться и принять как должное.

О да, время было просто прекрасное для Курта Вада и отстаивания его целей. Постепенно фолькетинг и определенные общественные движения стали позитивно относиться к партии. Одновременно хлынули потоки вложений в любимое детище Курта, компанию «Чистые линии». Над ней он упорно трудился с целью развить ее в партию со множеством локальных объединений и представительством в Кристиансборге. С этими переменами в сфере морали словно произошел возврат к 30-м, 40-м, 50-м годам; по крайней мере, было очень далеко от отвратительных 60-х или 70-х, когда молодежь с шумом выходила на улицы и проповедовала свободную любовь и социализм. Тогда убогие личности из самых низов общества возвысились, а асоциальное поведение объяснялось виной государства и самого общества.