– Что, сучка, не нагулялась еще? – хмыкнул Голенков и, поднявшись, с трудом удержался, чтобы не лягнуть Наташу ногой. Пошатываясь, прошел на кухню и, выпив воды из-под крана, нехорошо зыркнул на жену: – Танька где? У этой… как там ее… бледной спирохеты?

– У Мандавошки, – заискивающе подсказала жена. – У Лидочки Ермошиной. Я ей только что звонила – никто трубку не берет. Загуляли, наверное…

– Что дочь, что жена, – засокрушался Эдик. – Не семья, а сплошной бардак. Вернулся, называется…

– Не сердись, Эдичка, – все так же виновато улыбнулась Наташа. – Ведь Танечка не знала, что ты вернешься именно сегодня. А ей почти восемнадцать. Попросила погулять – вот я ее и отпустила. Мы тебя только на следующей неделе ожидали.

– Вижу, как меня здесь ожидали. Особенно ты, – бывший зэк схватил с шипящей сковородки недожаренную котлету и, дуя на пальцы, сжевал ее в мгновение ока.

Молодой ротвейлер, выбежав на кухню, просительно взглянул Голенкову в глаза. Но, получив пинка под хвост, с обиженным визгом улетел в прихожую.

– Юра недавно звонил, – безо всякого перехода сообщила жена и, осознав, что допустила явную бестактность, опустила глаза.

– Ну? – Эдик побагровел, как запретительный сигнал светофора.

– Говорит, чтобы ты после восьми вечера подошел в азиатский ресторан «Золотой дракон». Очень хочет с тобой поговорить. То ли работу предложить, то ли еще что-то… Уже и столик заказал.

После этих слов Голенков понял, куда именно намылилась «прогуляться» его супруга. Ведь Наташа и в мыслях допустить не могла, чтобы халявное ресторанное удовольствие пронеслось мимо нее.

– Что еще имеешь мне сообщить?

– Юра сказал, что этот уголовник, который тебе доллары подбросил… Сазонов, кажется… Из тюрьмы сбежал.

– Да-а-а? – с искренним удивлением протянул бывший оперативник.

– Он где-то на Западе сидел. То ли в Голландии, то ли во Франции.

– И как это его туда занесло?

– Понятия не имею. На днях его должны были в Россию отправить. Так он не дождался и сбежал.

– Куда? Неужели в Россию? – не поверил Эдуард Иванович. – Он что – совсем идиот?

– А вот этого я не знаю. Юра говорит – в криминальную милицию какая-то очень важная бумага пришла. Аж из самого Интерпола. Остальное он сам в ресторане расскажет, – сказала Наташа и подобострастно взглянула супругу в глаза. – Ладно, Эдичка, не сердись. Давай посидим, выпьем… У нас еще почти час. А потом вместе в кабак – а?

Голенков ничего не ответил. Молча прошел в прихожую и, отшвырнув ногой пса, вышел из квартиры.

– Сбежал, значит… – пробормотал он, спускаясь по лестнице. – Это даже хорошо, что сбежал. Как бы так сделать, чтобы он здесь объявился?!.

Стеклянная громада железнодорожного вокзала Монпарнас нависала над парижскими кварталами, словно айсберг над морем. По привокзальной площади хаотично сновала разномастная публика, суетились носильщики, парковались и отъезжали автомобили. И никому не было дела до усатого крепыша в сером плаще, стоявшего у главного входа в пассажирский терминал. Прозрачные двери плавно разъезжались, пропуская пассажиров, и усатый внимательно следил за всеми входящими и выходящими. Время от времени он доставал из кармана миниатюрный фотоальбомчик и листал его, сверяясь со снимками. Со всех фотографий на него смотрел один и тот же мужчина лет тридцати пяти: собранный, жесткий, исполненный нервной энергии. Худое лицо с резкими волевыми морщинами, энергичный поворот головы…

Полтора часа назад в криминальную полицию XIV муниципального округа Парижа поступила информация: в районе Пастеровского музея, примыкающего к Пляц Монпарнас, был замечен подозрительный тип, направлявшийся в сторону вокзала. Бармен, позвонивший в участок, заверил, что подозрительный немного смахивает на русского уголовника, сбежавшего из «Сантэ». И хотя сигнал доброго буржуа вполне мог оказаться ложным, информацию решили проверить. Полицейские детективы быстро рассредоточились в самых оживленных местах вокзала: в билетных кассах, у банкоматов, на платформах, на лестницах, в многочисленных бистро и в буфетах… И, естественно, у главного входа.