Но разве есть кто-нибудь, хоть один на свете, кто сумел разгадать все эти загадки? Или ответов на все эти «как, зачем и почему» вообще не существует? А есть лишь любовь, как она есть, и нужно просто любить, если можешь, не задаваясь вопросами? А если не можешь не задаваться, тогда лучше и не любить вовсе? Но ведь любовь, она не спрашивает, можешь ли ты, и хочешь ли, а просто поражает тебя, как болезнь, и тогда, как говорится, это уже твои проблемы.

Болезнь? У Зверюги перед глазами всплыл недавний сеанс «обезлюбливающей терапии», из которого наибольшее впечатление на него произвели слова «ты не стоишь даже легкой влюбленности», будто о нем сказанные.

Итак, не переставая терзать себя мрачными мыслями, Зверюга брел молча в компании наших друзей. Его раздумья прервал внезапно раздавшийся звук сирены, характерный для кареты скорой помощи. Тут же и сам автомобиль вывернул из-за угла, обвешанный проблесковыми маячками, как новогодняя елка. Поравнявшись с компанией, он резко затормозил и остановился.

– Ой, смотрите, это же та, сумасшедшая докторица! – воскликнула Желтая Подлодка.

Из кабины скорой и впрямь вылезла докторица, и подбоченясь, обратилась к ним:

– А, старые знакомые, практиканты! Куда путь держим? У меня тут появились некоторые сомнения, по поводу. Похоже, среди вас есть больной. Я еще тогда заподозрила, но как-то упустила из виду, – сказала она, вперивши взгляд в Зверюгу. За ее спиной тут же выросли два крепких медбрата.

– Вы глубоко заблуждаетесь, глубокоуважаемая коллега, – ответствовал за всех Адя, умудренный опытом заговаривания зубов. – Мы все отменно здоровы и до чрезвычайности далеки от заболеваний вашего профиля.

– А вот этот, лохматый, по-вашему, тоже здоров? Это ж до какого состояния себя довести надо! Острый рецидив!

– Да помилуйте-с, наш товарищ всего лишь слегка перебрал вчера, и ему сейчас требуется скорей вытрезвитель, нежели ваша, хоть и скоропостижная, но весьма почтеннейшая помощь.

Зверюга сердито покосился на Адю, но благоразумно смолчал. Они все были на грани попадания в переделку. Докторица не унималась:

– Меня не проведешь, я больных за версту чую!

– А откуда и куда вы так спешили, позвольте полюбопытствовать? – Адя сделал попытку увести разговор в сторону.

– Очень тяжелую и опасно больную подобрали. Сознательные граждане вовремя сообщили. Представьте, слоняется по улице, вся растрепанная, в невменяемом состоянии, какие-то стихи постоянно читает, не ровен час, заразит еще кого.

– А-я-я-й, это ж надо! – продолжал заговаривать Адя. – Как хорошо, что вы всегда на страже общественного здоровья. А нельзя ли взглянуть на больную, в качестве перенимания вашего ценного опыта? Ведь мы, молодые практиканты, обязаны брать с вас пример!

– Ладно уж, в таком качестве можно. Нате, смотрите.

Докторица приоткрыла дверцу скорой. Там сидела молодая, но сникшая женщина. Она как заведенная читала одни и те же стихи, раскачиваясь и глядя в никуда.

«Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье».[7]

– Вот видите, до чего болезнь довести может! – напутствовала докторица своих «практикантов». – Стихи тоже больные, но и те истину глаголют. Чем меньше глупых надежд, тем больше здоровых песен. И жить веселее, и общество здоровее. А чтоб губы не простудить, одеваться теплее нужно, и гигиенической помадой их смазывать. А то, что нестерпимо больно, так это мы поправим, вмиг приведем в порядок.