Первое, что увидел Ричард, когда очнулся, была кровь. В крови оказались выпачканы его ладони и мундир, кровь залила столешницу и обломленное лезвие лежащего под рукой меча. Во всем мире остался только один цвет – красный, и почему-то это казалось рыцарю сейчас абсолютно нормальным.

Кровь, всегда кровь…

Тут капитан вспомнил, что должен дышать, и закашлялся. Рвавший легкие кашель никак не унимался, потом рыцаря вырвало, и дурманившее сознание наваждение начало развеиваться. Ему вновь стало повиноваться занемевшее тело. Он вновь был жив.

Да и красный цвет потеснила некогда безраздельно царившая в караулке серость.

Привычно серым оказался потолок. Местами. Там, где не алела россыпь мелких брызг. И не темнели непонятные пятна. Непонятные, но одним своим видом почему-то вызывающие тошноту.

Ричард перевел взгляд с изгаженного потолка на отрубленную голову Юрги, потом перегнулся через стол и глянул на распотрошенное тело паренька. Испытал легкую дурноту, но сразу взял себя в руки. Доберись Ричард до Юрги в здравом уме, этот выродок мучился бы дольше, много дольше. Вот только, к несчастью, умирая, Белый рыцарь начисто забывал о штуке под названием здравый смысл, а его чувство юмора приобретало на редкость мрачный оттенок. Настолько мрачный, что после возвращения к жизни ему самому обычно становилось от этого не по себе.

Гадство-то какое! – только и подумал капитан, поднимаясь на ноги. В темечко будто вбили раскаленный штырь, и, чтобы не упасть, рыцарь был вынужден опереться обеими руками о стол.

Умирать просто. Умирать Ричард привык. Воскресать – вот в чем проблема. Воскресать всегда было очень мерзко и неприятно. А выкинутые его слишком уж беспокойным телом шутки порой так и вовсе отбивали всякое желание жить. Ну, почти отбивали. Иногда они все же поднимали рыцарю настроение. Как, например, сейчас.

Ричард обвел взглядом забрызганную кровью караулку и вдруг заметил, как задергался колокольчик, шнур которого уходил в приемную герцогини. В следующий миг в голове у него что-то щелкнуло, и, подобно срывающему кожу бичу, по нервам ударил заполошный звон.

Рыцарь сорвался с места, подскочил к двери и только тут понял, что в одной руке у него обломанный меч, а в другой – ухваченная за длинные волосы голова Юрги. В голос выругавшись, капитан схватил висевший на стене цеп и выбежал в коридор. Спутанные и слипшиеся от крови волосы отравителя никак не поддавались, Ричард рванул их посильнее, а в следующий миг ему навстречу с лестницы выскочило трое незнакомых парней. У всех мечи, у всех на правом запястье повязаны красные банты.

Красные? Вы хотите красного?!

Ричард швырнул отрубленную голову Юрги в ближайшего заговорщика, следом метнулся сам и ударом цепа раздробил опешившему мужчине висок. Сообщник замертво повалившегося с ног бунтовщика обнажил клинок, но длинная цепь несколько раз обернулась вокруг него, и шипованый шар с размаху угодил незадачливому мечнику в запястье. Рыцарь выхваченным из ножен кинжалом добил обезоруженного противника и со всего маху ткнул рукоятью цепа в лицо третьему заговорщику. Тот взвыл и прижал ладони к выбитому глазу, Ричард без затей полоснул его по горлу и опрометью бросился к апартаментам герцогини.

И все равно опоздал: живых в гостиной к этому времени уже не осталось. Три зарубленных гвардейца, двое мертвецов с повязанными на запястья красными бантами и… выломанная дверь во внутренние покои!

Капитан метнулся к опочивальне, но сразу же как вкопанный замер на месте: в коридорчике вповалку валялось несколько тел. Кого-то зарубили, от кого-то остался лишь ссохшийся костяк, некоторых бунтовщиков и вовсе разорвала на куски неведомая сила.