Он направляется в прачечную, а я иду варить кофе. Когда возвращаюсь с чашкой, его подтянутое, стройное тело уже лежит на диване. На нем спортивные штаны и чистая футболка, в руках не законченный мной кроссворд.
– Помочь? – сажусь и прижимаюсь к его плечу.
Не отрываясь от газеты, Эндрю берет из моих рук чашку и пишет «быр». Вглядываюсь в номер 12 по вертикали: «Денежная единица Эфиопии». Впечатляет.
– Четырнадцать по горизонтали… – бормочу я, радуясь возможности продемонстрировать свой интеллект. – Столица «штата сокровищ»…[4] думаю, Хелена.
– Знаю. – Задумавшись, Эндрю упирается карандашом в лоб.
Как долго мы разгадываем этот кроссворд? Лежим на одной подушке, ломаем голову и потягиваем кофе. Время от времени, когда я отвечаю на особенно сложный вопрос, Эндрю целует меня и говорит, что восхищается моими мозгами.
Собираюсь уходить, но задерживаюсь на полпути к лестнице.
– Эндрю?
– М-м-м?
– Ты будешь рядом, если мне понадобится помощь?
Наконец он поднимает голову.
– Иди сюда. – Похлопывает по диванной подушке рядом с собой.
Сажусь, и он кладет руку мне на плечо:
– Ты все еще переживаешь, что я не пришел на похороны?
– Нет. Я все понимаю. Оплачиваемое времяпрепровождение важнее.
– Сарказм тебе не идет, Брет. – Он откладывает карандаш на журнальный столик и усмехается, отчего на левой щеке появляется умилительная ямочка. – Должен признать, когда ты отвечаешь таким тоном, это не убеждает даже меня. – Не сводя с меня глаз, он становится серьезным. – Что же касается твоего вопроса, разумеется, я буду рядом. Об этом не беспокойся. – Проводит пальцем по моей щеке. – Я буду поддерживать каждое твое действие, и ты станешь лучшим директором компании с моей помощью или без нее.
Сердце стучит часто-часто. Вчера вечером, когда Эндрю появился дома с бутылкой шампанского «Пьер Жуэ», из трусости – или смелости – я решила не признаваться ему, что никогда не буду президентом «Боулингер косметик».
Человек скупой на комплименты, на этот раз он просто сыпал ими. Разве преступление погреться один-единственный день в лучах одобрения любимого мужчины? Сегодня вечером, когда я смогу смягчить удар сообщением о должности вице-президента, я обязательно оправдаю себя в его глазах.
Эндрю гладит мои волосы.
– Скажи мне, госпожа начальница, какие у тебя на сегодня планы? Не собираешься нанимать нового юриста?
Что? Как он мог рассчитывать, что я пойду против воли мамы? Стараюсь обратить все в шутку, но мое веселье кажется таким же неподдельным, как бриллиант в пакете «Крекер Джек».
– Не думаю. Утром у меня встреча с Кэтрин, – произношу я, чтобы навести его на мысль, что сама инициировала встречу. – Необходимо обсудить кое-какие вопросы.
Эндрю кивает:
– Верный ход. Помни, она работает на тебя. Дай ей понять, что теперь ты командуешь.
Чувствую, как кровь приливает к лицу, и опускаюсь на диван.
– Лучше пойду в душ.
– Я горжусь тобой, мадам президент.
Понимаю, я должна была сказать, что такие слова заслуживает Кэтрин, что ее он должен называть мадам президент. И скажу. Обязательно скажу.
Вечером.
Несмотря на стук каблучков моих туфель по мраморному полу вестибюля Чейз-Тауэр, мне удается миновать его незамеченной. Поднявшись на сорок девятый этаж, вхожу в шикарную штаб-квартиру «Боулингер косметик». Не отрывая глаз от пола, прохожу одни, затем другие стеклянные двери и направляюсь прямо в офис Кэтрин.
Засовываю голову в угловой кабинет, который когда-то занимала мама, и вижу за столом Кэтрин. Как, впрочем, и всегда, она выглядит безупречно. Кэтрин говорит по телефону, но призывно машет мне рукой, вытягивая указательный палец, извещая, что скоро будет готова уделить мне время. Пока она заканчивает разговор, я медленно прохожусь по некогда хорошо знакомому помещению, интересно, что она сделала с картинами и скульптурами, так любимыми мамой. На их месте теперь расположился книжный шкаф и несколько наград в рамочках. Единственное, что осталось от священного времени правления мамы, – захватывающий вид города из окна и табличка на двери. Однако, приглядевшись, замечаю, что на ней выгравировано не мамино имя! Тот же шрифт, латунь, мрамор. Читаю: