«Я встал, потянулся и, встав на колени, посмотрел в окно на кроны деревьев. В этот момент я ощутил себя. Казалось, все отделилось от меня, и я вдруг остался один. Удивительное чувство – чувство парения. И тут же возник удивительный вопрос к самому себе: Ты – Руди Делиус? Ты – тот самый, которого так называют друзья? Тот, которого в школе называют этим конкретным именем и ставят конкретные оценки? Ты – тот самый? Второе Я во мне явилось моему другому Я, которое здесь же вполне объективно проявлялось моим именем. Это было почти физическое отторжение, отделение ото всего, что меня окружало, с чем до сих пор я чувствовал себя неразрывно. Я неожиданно ощутил себя одним-единственным, выделившимся изо всего… Я понял, что что-то навсегда значительное произошло со мной, внутри меня… В один момент старая природа кровных связей утеряла смысл: понятия “отец”, “брат”. И родина со всей ее сцепляющей силой и властью “отпала”, лежала где-то рядом, как смененная кожа. Я во мне было свободно, раскрепощено, отпущено, оно парило и было безответственно, уникально, ценно в своей неповторимости, миру недоступно и нерушимо. Такое переживание своего Я – это как второе рождение» (Baacke, 1983).
Подросток 13–14 лет находится на пороге экзистенциального рождения. Оно не всегда бывает таким захватывающим и драматичным. Данный пример лишь ярко, в преувеличенной форме показывает то явление, которое может длиться некоторое время. Оно представляет тем не менее необходимый и важнейший шаг развития в подростковом возрасте. Экзистенциальное пробуждение означает «обратное вбрасывание» себя в конкретную ситуацию, когда есть «возможность осмысленно выйти из прямого взаимодействия (интеракции) и рассмотреть его, так сказать, со стороны, так, чтобы отношения при этом окрасились экзистенциальным значением ситуации» (Штейнер, 1993). Все теперь рассматривается на предельно широком фоне: «Какое значение эта встреча или разговор имеют для моей жизни, для будущего?» Такой взгляд на себя становится предпосылкой развития истинной воли.
Первыми жертвами оказываются близкие взрослые, учителя и, конечно же, родители. Они проверяются на прочность постоянным обесцениванием и демонстративным игнорированием.
Пока что мы обнаруживаем очень шаткое положение – ни с одной из фундаментальных мотиваций не все в порядке, разве что с первой – если семейная жизнь подростка стабильна, а брак родителей крепок, если традиции удается соблюдать, – тогда все незыблемое и надежное превращается в основные опоры: конфликтуем мы или нет, а летом у нас традиционный поход. Если есть четкие правила, есть защищенность и защитники, есть собственное безопасное пространство. И если класс тоже – безопасное пространство, потому что буллинг в нашей школе карается гораздо строже, чем любая другая провинность. Это вопросы 1 ФМ. Подростку от взрослых нужен пример для подражания и в их собственной способности радоваться жизни. Родители или учителя не просто должны отстаивать свои ценности, они должны получать от них радость. Подростки в глубине души хотят снова и снова видеть своих родителей счастливыми: не всегда, не любой ценой, но родителям и педагогам важно быть личностями, которые уже наконец разобрались с тем, что для них хорошо и важно, и любят это открыто и всей душой. Детям в этом возрасте нужны счастливые взрослые. Не ворчуны, недовольные всем на свете, не депрессивные и разочаровавшиеся, а взрослые с позитивной фундаментальной установкой по отношению к жизни, празднующие жизнь, отдающиеся хорошему с внутренним согласием. Это ответственность взрослых в аспекте 2 ФМ. Что касается 3 ФМ, тут от взрослого нужна одна, но очень непростая компетенция – привычка и умение вести хороший диалог. И это самое трудное и самое важное в кризисе 13–14 лет.