– Шкапский? – сипло произнес он (долго молчали, в горле пересохло). – Да нет, не помню. Да тут столько раз переименовывали! – он махнул рукой.

– А я на какой улице буду жить?

Администратор глянул на шефа – и тот движением бровей что-то ему разрешил.

– На улице Жуковского, – сдержанно сообщил администратор.

– Вы будете жить в Доме Приемов правительства! – вдруг гордо произнес сам директор. Сообщение, видимо, стоило того, чтобы прервать надменное его молчание. Возможности, связи – вот что ценится тут! Я не мог это не оценить – и всплеснул руками. Хозяев тоже надо уважить – и реакцию мою они оценили. Молчание в машине стало дружелюбней.

– Салман Ахмедович сказал, что нам надо заехать на рынок! – где-то через четверть часа, почтительно глянув на директора, сказал наш слуга…

Когда это Салман Ахмедович сказал? Что-то не слышал. Но я – тоже важная шишка. Суета, неуверенность, переспросы – это не про нас. Сказал – значит, сказал… Может, они, как более древняя цивилизация, давно уже научились разговаривать молча?

И мы подъехали к рынку. Запахи пряностей, насыпанных цветными горками, будили чувства, которых я прежде не знал. Или – забыл. Но вот теперь что-то очнулось во мне. Вот я, оказывается, какой – утонченно-восточный! Сладкий аромат дынь мы почуяли раньше, чем увидели золотые их пирамиды. Праздник носа, который давно уже не знал ничего, кроме насморка! И глаз воскрес, прежде слезливо-тусклый, и жадно глотал цвета – синие халаты, полосатые халаты, овощи – от оранжевых тыкв до фиолетовой редьки, нежно-голубые павильоны с извилистыми узбекскими надписями из зеркальных кусочков. Я словно чувствовал, что и отец радостно видит все это моими глазами.

Купив дынь и винограда, отъехали. Салон наполнился ароматами.

– Теперь – прямо на студию, не возражаете? – подобострастно и одновременно нахально проговорил администратор. Этот – такой.

Хотелось бы вообще-то переодеться, но важные гости никогда такого не говорят, что может быть вдруг неисполнено. Я надменно кивнул.

Конечно, хотелось бы скорей прибыть в место моего сказочного проживания… но люди моего уровня никогда не спешат. Тут – Восток, с его законами. Плюс – волшебное царство кино! Это там, на севере, люди спешат. А здесь – расслабься и насладись!

В восьмидесятые годы, когда все это происходило, не было ничего слаще, чем работа в кино. По уровню доходов киношники (а особенно сценаристы) шли на первом месте – богаче их были лишь те, кто нарушал Кодекс. А сколько было в кино дополнительных благ, которые значились, как рабочие будни! Как минимум, два выезда, один из них обязательно на Черное море – ведь только там осенью солнце и можно снимать. Заграница снималась обычно в Таллине или Риге, а тогда города эти и были для нас самой настоящей заграницей, со всеми прелестями. Ну и, конечно, умный директор непременно закладывал в бюджет фильма «дополнительные расходы»: банкет всей группы по случаю съемки первого кадра, сотого кадра и так далее. Славно вспоминать те застолья – пусть даже без стола, на пляже в закат или на склоне горы с потрясающим видом… как-то естественно завязывались служебные романы. Эх!

Потом надо было все это «приводить»: фильм-то был про директора завода или про пионерлагерь… Справлялись! Справлюсь и я! Не зря меня, умеющего сочинить праздник из чего угодно, пригласили в Ташкент. «Ташкент – город хлебный!» И я прилетел. Задача, впрочем, была сформулирована как-то смутно: «Написать сценарий?» – «Нннне совсем!» – «А что?» – «Ммммм…». Вот это «мммм» меня и манило. Вкусим!