И, смело вложив свою ладошку в большую твердую руку, Клавдия радостно отправилась по указанному им маршруту – про-гу-ли-ва-ться.

Клавочка ожидала и была уверена, что они будут идти и о чем-то разговаривать, но он почему-то молчал, и они вовсе ни о чем не говорили. Но, удивительно, ей было совсем не плохо от этого его затянувшегося молчания. И никакого неудобства или маеты она не ощущала, скакала рядом вприпрыжку, стараясь подстроиться под его шаги, щурилась, поглядывая на яркое сентябрьское небо, наблюдала за кошкой, которая непонятно почему пристроилась идти за ними (наверное, они ей понравились), а потом, тоже непонятно отчего, шмыгнула в подворотню.

А когда Клавочке захотелось поговорить, вот тогда она и спросила:

– А почему ты молчишь?

– Я размышляю, – улыбнулся Матвей девчушке.

– О чем? – заинтересовалась Клава.

– Решаю в уме задачку по математике.

– Это как? – Клавочка даже остановилась, захваченная удивлением, вынуждая остановиться и его.

– Представляю условия задачи и мысленно произвожу вычислительные действия, – пояснил парень.

– Без тетрадки? – совсем уж оторопела от такой чудной странности девчушка.

– Без тетрадки, – подтвердил Матвей и спросил: – Ты цифры знаешь, складывать умеешь?

– Знаю, – кивнула энергично Клава, – и складывать умею до десяти.

– И сколько будет, если к одной единичке прибавить еще одну?

– Два, – пренебрежительно отмахнулась Клава, – это и всякому ребенку известно, а я еще в садике знала.

– Хорошо, – усмехнулся парень и задал следующий вопрос: – А сколько будет к двум прибавить пять?

Клавдия призадумалась и выдала ответ:

– Семь.

– Вот видишь, и ты решаешь задачки в уме. Как ты это сделала?

– Вспомнила пример, написанный в тетрадке, и ответ, – крепко подумав и вспомнив, как она вот так взяла и сказала, что «семь», ответила Клавочка.

– Это называется визуальный ряд, – прокомментировал он и, заметив непонимание, отобразившееся на лице малышки, поспешил объяснить: – Не важно, как это называется, главное, что ты мысленно представила цифры и ответ задачи и как это выглядит на бумаге. Вот так же делаю и я, только я помню и держу в голове больше знаков, формул и параметров.

– Ты очень умный, – с самым серьезным видом оповестила его Клава.

– Ну, так уж и очень? – усмехнулся Матвей.

– Очень, – настойчиво повторила девочка и кивнула в подтверждение своего заявления.

– Хочешь арбуз? – неожиданно спросил мальчик.

– А у тебя есть? – удивилась Клавочка, посмотрев на него с большим сомнением.

– Есть, – уверил Матвей и одарил ее своей замечательной улыбкой.

Покрутил головой, что-то высматривая по сторонам, и указал на скамейку шагах в десяти от них, которую заприметил:

– Идем вон там посидим.

Резвым козленком Клава стремительно рванула к скамейке, настолько ей было любопытно, где он может прятать настоящий большо-о-о-й арбуз и где он его возьмет, если, кроме солидного и необычного школьного рюкзака, у этого Матвея ничего больше и нет. Подлетела к скамье и уселась, излучая нетерпеливую готовность лицезреть удивительный фокус-покус или какой-нибудь розыгрыш.

Но ни фокуса, ни покуса, ни розыгрыша не произошло. Загадочно улыбаясь, явно посмеиваясь над ней, Матвей расстегнул свой рюкзак и достал из него пластмассовый контейнер – диво-дивное по тем временам, не было тогда в обиходе у граждан такой роскоши. Самые продвинутые из тех, кто брал с собой на работу обеды и перекусы, носили продукты в стеклянной посуде, обернув в целлофановый пакет, или в железных коробках от импортного печенья, а вот так, чтобы специальный контейнер, – нет.