Спустя двенадцать лет в обвинительном заключении по второму делу Ходорковского и Лебедева этот факт будет полностью переосмыслен, а договор о внешнем управлении объявлен противоправным, поскольку ставил «ЮКОС» в зависимое положение от «группы основных его акционеров, которыми к этому времени стал и Ходорковский, и действующие совместно с ним члены организованной группы».

А зачем же тогда нужен контрольный пакет? Разве не для того, чтобы была возможность контролировать предприятие? Причем была именно у держателей контрольного пакета, то есть «основных акционеров».

Тогда же, в феврале, было создано объединенное правление «ЮКОСа» и «Роспрома».

Его возглавил Михаил Ходорковский.

15 апреля 1997-го он вылетел в Нефтеюганск – главный город компании «ЮКОС», чтобы на месте ознакомиться со всем процессом нефтедобычи и лично поработать на скважинах. И отработал по нескольку смен и на бурении, и на добыче, и на производстве товарной нефти. Его облили нефтью, и на голову уронили тяжелый предмет – спасла каска. И, говорят, что любой работяга мог покрыть его матом за нерасторопность и неумелость.

Летом 2010 года на втором суде над Ходорковским выступал депутат Госдумы Илья Пономарев, который долгое время работал в «ЮКОСе» и связанных с ним структурах.

«Когда он (Ходорковский. – Н. Т.) купил компанию, это был 1996 год или начало 1997, он некоторое количество времени анонимно работал в составе бригады КРС (капитальный ремонт скважин), как бы нанялся на работу для того, чтобы понять, что это такое, – вспоминал Пономарев в интервью после заседания. – Он был на месторождении, и руководителя этой бригады, когда Ходорковского приехали оттуда забирать с джипами, руководством объединения, его чуть кондратий не хватил, он ушел на неделю в запой, когда ему объяснили, что это и был наш владелец компании, которого он поставил на тяжелый участок с этой кувалдой пресловутой. КРС – очень тяжелая работа. Ну, ничего, кстати, тот потом пошел вверх по карьерной лестнице, так что это ему не повредило никак».[51]

«Нефтеюганск ничем не отличался от десятков подобных городов, в которых я побывал за свою жизнь, – пишет мне Ходорковский. – Единственная особенность – стоит он на намывном грунте. Обстановка была обычная для того времени, тяжелая. Люди не получали зарплату по несколько месяцев. Приняли меня тяжело, как и всякого «варяга», да еще и не нефтяника, но опыта к тому времени уже хватало. За спиной несколько аналогичных проектов, пусть меньших масштабов, работа в Минтопэнерго… Справился.

Работа на буровой, как и еще на ряде объектов компании, – абсолютно необходимые для меня этапы «вхождения в обстановку». Конечно, никаких глупостей типа работы «инкогнито» я не делал. К тому времени я был уже достаточно известным человеком. Да и не надо это. Рабочие, если что-то и скрывают, то недолго. Через день-два совместной работы тебя уже никто не стесняется.

Из происшествий, пожалуй, только окатило нефтегазовой смесью из-за остаточного давления в «Спутнике» (замерном устройстве). Было очень похоже на картинку в журнале – «нефтяники, умытые нефтью».

До этого я достаточно поработал и в стройотрядах, и на химзаводах, так что ничего особо сложного не было. Хотя, конечно, своей специфики хватало. Собственно, ее мне и требовалось понять. Например, важность логистики (схемы и способы перемещения людей по объектам в течение смены)».