Мартин и мистер Пинч посмотрели сперва друг на друга, а потом на мистера Тигга, который, скрестив руки на груди, взирал на них и скорбно и укоризненно.

– Не поймите меня превратно, джентльмены, – сказал он, простирая вперед правую руку. – Если б это вышло из-за чего-нибудь другого, а не из-за счета, я бы еще стерпел и все же не утратил бы уважения к человечеству, но если такого человека, как мой друг Слайм, задерживают из-за счета, который сам по себе ничто и пишется мелом на грифельной доске или даже просто на дверях, – тогда я чувствую, что где-то соскочила такой величины гайка, что расшатались самые основы общества и нельзя более полагаться даже на первопричину всех причин. Короче говоря, джентльмены, – произнес мистер Тигг, сопровождая свои слова красноречивым жестом и встряхивая головой, – если такого человека, как Слайм, задерживают из-за такой мелочи, как грошовый счет, – я отвергаю суеверия веков и ни во что более не верю. Не верю даже в то, что я ни во что не верю, будь я трижды проклят!

– Мне очень жаль, разумеется, – сказал Том после некоторого молчания. – но мистер Пексниф ничего мне не говорил, а без его приказа я бессилен что-либо сделать. Не лучше ли было бы, сэр, если бы вы сами пошли туда… откуда вы пришли… и лично одолжили бы деньги вашему другу?

– Как же это возможно, когда меня и самого задержали по той же причине? – спросил мистер Тигг. – Тем более что из-за возмутительной и, я должен прибавить, преступной небрежности моего друга Пекснифа у меня нет даже денег на дорогу.

Том хотел было напомнить этому джентльмену (который в своем волнении, вероятно, позабыл все на свете), что здесь имеется почтовая контора и если б он написал кому-нибудь из своих друзей или доверенных лиц, чтобы ему выслали денег, то письмо, может быть, и не затерялось бы в дороге; во всяком случае, как ни велика эта опасность, очень и очень стоило бы рискнуть. Однако врожденный такт заставил его воздержаться от намека, и, опять помолчав некоторое время, он спросил:

– Вы говорите, сэр, что вас также задержали?

– Подите сюда, – сказал мистер Тигг, вставая. – Вы ничего не будете иметь против, если я открою на минутку это окно?

– Разумеется, нет, – ответил Том.

– Отлично, – сказал мистер Тигг, поднимая раму. – Видите вы там внизу человека в красном шейном платке и без жилета?

– Конечно, вижу, – воскликнул Том. – Это Марк Тэпли.

– Вот как, Марк Тэпли? – сказал мистер Тигг. – Этот ваш Марк Тэпли был так любезен, что не только проводил меня сюда, но еще и дожидается, чтобы проводить меня обратно. И совершенно напрасно он так любезен, – прибавил мистер Тигг, расправляя усы, – скажу вам, сэр, что лучше было бы для Марка Тэпли еще во младенчестве захлебнуться материнским молоком, чем дожить до сего дня.

Хотя мистера Пинча и устрашила эта ужасная угроза, однако у него все же хватило духу крикнуть Марку Тэпли, чтобы он вошел в дом и поднялся наверх, и тот повиновался оклику с такой быстротой, что не успели Том и мистер Тигг убрать свои головы из окна и снова закрыть его, как обвиняемый уже предстал перед ними.

– Скажите, Марк! – обратился к нему мистер Пинч. – Боже мой, что такое могло произойти между миссис Льюпин и этим джентльменом?

– Каким джентльменом, сэр? – сказал Марк. – Я здесь не вижу никакого джентльмена, сэр, кроме вас и вновь прибывшего джентльмена, – и он довольно неуклюже поклонился Мартину, – а ведь, насколько мне известно, ничего особенного не произошло между вами обоими и миссис Льюпин.