– И ты хочешь спасти того, кто тебе изменил да ещё подставил?

Звягина, не зная, что ответить, снова начала причитать и сморкаться.

– Ну, ну, успокойся, я же сказал – сделаю, значит сделаю.

И он сделал. Свёл Киру с очень высокими людьми. Пришлось ей попотеть, и полукавить, и приврать, что она выполнила профессионально. Какие аргументы приводила, уже в точности и не помнила, в основном это была вдохновенная импровизация на тему несчастного случая с редко одарённым, неопытным юношей из глубинки, попавшим в сети прожженной столичной девки. Доводы знаменитости, подкреплённые липовыми медицинскими справками, против слов никому не известных работяг, безуспешно пытавшихся доказать невинность своего дитя и взывать к несуществующей справедливости. Кому поверили и кто поверил – не вопрос. Впечатляющие отступные родителям заплатил из собственного кармана Сивоконь. Любовь – не картошка, старая дружба – тем более.

Опытный прозектор душ насквозь видел этого нашкодившего пройдоху, нашкодившего крупно. Видел и то, что переубеждать бывшую супругу нет никакого смысла: страсть куснула и впрыснула отраву, вызвав в некотором роде помешательство, и неважно, сколько тебе лет – семнадцать или семьдесят. Любовь не измеряется временем жития.

Сивоконь недооценил Киру, которая не теряла контроля над ситуацией. Но ей хотелось простого женского счастья дураков, и она сознательно прятала от себя ошибки в глубокий карман, где они терялись среди носовых платков, ключей, брелоков и прочего мусора. Я сам обманываться рад – не ею придумано.

Вернувшись из СИЗО, Туманов встал перед своей спасительницей на колени, поцеловал руку, недурно разыграв отсутствующее благородство. – Я тебя не достоин. Мне уйти совсем? – Ещё чего! Стала бы я тратить нервы и силы ради случайного постельного старателя. Что недостоин – без сомнения, но это мой выбор. Я понимаю: не нагулялся, тестостерон давит. Однако впредь обставляй свои инстинкты так, чтобы я не знала, тем более не видела, зрительные образы трудно забываются, если забываются вообще. И поаккуратнее. Бляди что ли в Москве перевелись? Право бесплатно трахать девственниц надо ещё заработать. Папины доченьки – не про тебя, ты пока из себя ничего не представляешь. Учиться нужно всему, не только пению, но и жизни. Глаза разуй да поспеши, опять вляпаешься – всё равно во что – вызволять не стану, засвистишь в Бутырку. Хорошо запомни, потому что повторять не имею привычки. А теперь ступай в ванную – от тебя воняет. Чем воняет, не уточнила. Чужим.

Проштрафившийся молодец ещё раз с чувством поцеловал обильно умащенную кремом руку и бесшумно слинял. Прекрасная жизнь продолжалась.

Звягина упала на кровать и долго лежала не шевелясь. Пережитое оставило её без сил. Она испытывала давно забытое гадкое чувство уязвимости.

В конце четвёртого года воистину каторжного труда Игорь Туманов освоил базовый репертуар лирико-драматического тенора и вошёл в основные спектакли, сначала в качестве дублёра, а потом и ведущего солиста. – С тех пор, как мне стали доверять первые партии, я потерял почти всех друзей, – заметил он как-то за утренним кофе. Звягина знала, что вопреки её покровительству, а может и благодаря, в театре Игоря не любили, но сразу откликнулась, используя любой случай, чтобы лишний раз вдолбить подопечному главные постулаты. – Для агрессивных середнячков премьер всегда отвратителен, потому что они такими никогда не станут. Это надо принять, как дождь по осени, и не обращать внимания. Талант и успех всегда одиноки. – За спиной говорят, что у меня неприятный призвук, – настаивал Игорь, по-видимому желая получить опровержение. Звягина от прямого ответа уклонилась: