В реальном движении искусства 20-х годов, сквозь пёструю ветошь манифестов и деклараций, сквозь мимолётные категорические лозунги, проступает главное: само развитие литературы, зачастую не желавшей считаться с односторонними положениями тех или иных теоретиков. И не случайно в активе русского литературного движения остались произведения наиболее талантливых писателей, безотносительно к их групповой принадлежности, будь то рапповцы Александр Фадеев, Демьян Бедный (настоящее имя и фамилия Ефим Алексеевич Придворов, 1883–1945), Николай Погодин (настоящая фамилия – Стукалов, 1900–1962), Александр Афиногенов (1904–1941), не входившие в группировки Максим Горький, Леонид Леонов, Алексей Толстой, «серапионы» Константин Федин, Михаил Зощенко, Николай Тихонов, Всеволод Иванов, «кузнецы» Николай Ляшко и Фёдор Гладков (1883–1958), конструктивисты Илья Сельвинский (настоящее имя Карл, 1899–1968), Вера Инбер (1890–1972), Эдуард Багрицкий (Дзюбин, 1895–1934), Владимир Луговской (1901–1957), лефовцы Владимир Маяковский, Николай Асеев (1889–1963), Борис Пастернак, перевальцы Михаил Пришвин и Андрей Платонов.

Дело было не в принадлежности к той или иной группировке, а в отношении к революции, строительству новой действительности, в отношении к поразительным реформам, меняющим человека и его мораль, в отношении к новому человеку и его новым чертам. Одни писатели в своих новаторских поисках шли по неуклонному пути сближения с народом, с жизнью, всё глубже и глубже познавая объективные, ведущие закономерности противоречивой и страдальческой эпохи, и тогда в своих книгах они всё более правдиво воссоздавали реальный мир в его трагических противоречиях и конфликтах; другие всё дальше и дальше отходили от жизни народа, теряли почву под ногами, не понимая основных тенденций, не отличая главного от второстепенного; одни своим искусством звали человека к активной жизни, видя в своём герое человека большого, гордого в своих порывах, благородного в своих поступках, другие в поисках героя бродили по закоулкам человеческого общежития, находили там только маленького, забитого несчастьями человека, смиренного, запуганного, страдающего.

Среди многочисленных журналов, возникших с началом нэпа, можно выделить «Вестник литературы», в котором опубликовали свои статьи всё те же публицисты Питирим Сорокин («Смена вех» как социальный симптом» (1921. № 12), Александр Изгоев. «Личность и власть» (1922. № 1) всё на ту же тему – о самостоятельности творческой личности, о её независимости от власти. Это было самое главное условие для писателя. В «Вестнике литературы» был особый отдел под названием «Летопись дома литераторов», который отделился от «Вестника литературы» и стал самостоятельным журналом – «Литературные записки», но тоже требовал творческой независимости. Во втором номере журнала за 1922 год была опубликована статья Аркадия Горнфельда, в которой утверждалось, что русская литература будет создаваться в эмигрантской среде, но вышло только три номера, и в третьем номере большая подборка статей о «Серапионовых братьях».

Лев Натанович Лунц (1901–1924) в 1921 году стал одним из организаторов литературной группы «Серапионовы братья», от имени которой выступил с теоретическими декларациями, в которых главнейшим тезисом было провозглашение автономии искусства от власти и свободы человеческой личности в спорах об общественном устройстве. «Почему мы „Серапионовы братья“» Лев Лунц напечатал в журнале «Литературные записки» (1922. № 3), а свои размышления о влиянии западноевропейской литературы (сам он окончил отделение романистики филологического факультета Петроградского университета) на русскую он изложил в статье «На Запад», опубликованной в Берлине в журнале «Беседа» под редакцией М. Горького (1923. № 2). М. Горький имел полную информацию о «серапионах» от Льва Лунца, Константина Федина, Вениамина Зильбера (Каверина)… Сам писал о «серапионах», познакомился со многими в 1920–1921 годах, всячески их поддерживал, хорошо знал о том, что подготовленная к постановке пьеса Лунца «Вне закона» (Беседа. 1921. № 1) была запрещена цензурой, увидевшей намёки на Октябрьскую революцию в том, что в некоей выдуманной стране рабочий-каменотёс поднимает бунт и свергает герцога, возглавляет правительство и становится тираном. В 1923 году Лев Лунц уехал из России в Германию, к родителям, которые ещё раньше эмигрировали, и лечился, но болезнь сломила его, и в 1924 году он скончался. Он, как и Леонид Каннегиссер, не принял диктатуру пролетариата с её чудовищной несправедливостью по отношению к русскому народу, писал свои сочинения с бунтующим подтекстом, в частности, в пьесе «Город Правды» (1924) он показывает идеальное коммунистическое государство, лишённое христианского гуманизма и милосердия, как это было и на самом деле.