– Флоппи-диск копируем? – спрашивает мужчина. – Откуда такой антик?

Он подходит к компьютеру и легко вынимает диск из щели, подносит к лицу, втягивает ноздрями воздух.

– Мне кажется, мой мальчик стал частенько наведываться за Границу, не так ли? Наверное, у него там завелись друзья, может быть – даже подружки, верно?

Майк молчит, и тогда мужчина подходит к нему и двумя пальцами берет за подбородок. Лицо совсем близко: Майк мог бы почувствовать его дыхание, если бы не замер, не в силах даже вдохнуть.

– Мне кажется, тебе лучше ответить самому, – говорит мужчина, – мне бы не хотелось поступать с тобой так, как я поступаю с людьми, которые не отвечают на вопросы.

Майк весь обмякает и начинает тихо поскуливать. Брезгливым жестом мужчина роняет мальчика в кресло.

– Я помогу тебе, – говорит он, – я буду задавать очень простые вопросы – можешь только кивать. Итак, ты меня понял?

Майк неподвижен, и тут мужчина кричит, громко и страшно:

– Ты меня понял? – и Майк медленно кивает.

– Вот и хорошо, – говорит мужчина, а потом один за другим задает вопросы, и каждый раз Майк слабо дергает головой: – Ты встречаешься с живыми? Это дети? Где это происходит? В городе? В заброшенном доме? Сколько их – случайно, не четверо? О! Может, еще и двое на двое? Прекрасно, просто чудесно…

Тут мужчина улыбается, и от этой улыбки Марину пробивает холодный пот. Она вцепляется в плечи Майка и дрогнувшим голосом говорит: не волнуйся, не волнуйся, – как и несколько минут назад, но на этот раз, кажется, говорит себе самой.

– Я не должен сюда больше приходить, – всхлипывает Майк, – вы драйвовые чуваки и мне клево с вами, но если он сказал «прекрасно, просто чудесно», то мне лучше больше никогда вас не видеть. Я не знаю, может, он даже сейчас у меня на хвосте. Может, он через минуту будет здесь.

– Не дрейфь, – говорит Гоша, – мы-то твоего отца не боимся: как придет – так и уйдет. В конце концов, здесь мы на своей территории.

Майк смеется – громким, отрывистым смехом. От неожиданности Марина отскакивает, смотрит на него испуганно.

– Я просто не объяснил вам, кто такой мой отец. Ему все равно – живые, мертвые. Он всюду на своей территории. Слышали про «черные отряды», да? Ну, так отец у них – глава тринадцатого отдела, по работе с военнопленными. Он хотел, чтобы я прошел там стажировку – я продержался неделю. Я видел, как человек за несколько дней превращается в фульчи – как начинает заживо гнить плоть, отслаиваться кожа, выпадать глаза. Я слышал, как человек умоляет сделать с ним что угодно, как сам клянется сделать что угодно, что прикажут. Я видел, как матери приносят ее ребенка и как она… – голос Майка прерывается, не разберешь – от всхлипа или от смеха. – Я много видел, а еще больше мне рассказывали. И вы еще спрашиваете, почему я боюсь? Почему я хочу навсегда закрыть сюда дверь? Почему прошу вас больше не приходить в этот дом?

Все молчат. Марина видит: Ника прижалась к Гоше, а тот даже не замечает этого. Марину колотит дрожь, но тут раздается спокойный голос Лёвы:

– Хороший рассказ, Майк, но это всего лишь рассказ. Я столько книжек прочел в своей жизни, что меня не напугать еще одной историей – пусть даже такой, как твоя. Давай сюда наш диск и возвращайся. Ты еще обещал нам чудо-движок, но это уж ладно.

Майк вытирает слезы и протягивает диск Лёве.

– Вы считаете меня трусом, да? – говорит он. – Но я же не за себя боюсь, за вас. Я же только приманка. Ему зачем-то нужны четверо живых, два мальчика и две девочки, – и я готов никогда вас больше не видеть, только чтобы этими четырьмя оказались какие-нибудь другие дети. Разве это трусость? – спрашивает Майк и обводит всех голубыми, наполненными слезами, глазами.