– И вот еще одно, – говорит она. – Я сказала вначале «ребята», и кое-кто рассмеялся. Я не знаю, как мне следует обращаться к вам всем. Я бы хотела сказать слово «друзья», но это было бы неправдой. Потому что здесь есть люди, которые не друзья мне и никогда ими не станут. Но я хочу сказать всем – и в первую очередь этим «недрузьям»: Вероника Логинова – мой друг. Кто обидит ее – обидит меня. Кто оскорбит ее – оскорбит меня. Кто будет смеятся над ней – тот станет моим врагом. А вы все знаете: я не прощаю своих врагов.

Марина смотрит прямо в лицо Оле, та опускает взгляд. Марина возвращается на место, и Павел Васильевич медленно произносит:

– Да, Марина, ты сегодня удивила и меня. Вы знаете, я многое повидал. Я воевал по эту и по ту сторону Границы. Я видел людей, совершавших подвиги, о которых они и подумать не могли накануне. Я видел героев, которые еще вчера были обычными людьми. Я видел смельчаков, которые недавно были трусами. И каждый раз это потрясало меня и заставляло гордиться тем, что я – человек, тем, что я – живой. И то, что я увидел сегодня, станет для меня в одном ряду с ратными подвигами моих товарищей. Я горд тем, что я сегодня с вами, здесь, в этом классе. Я горд за вас, ребята, горд за Марину Петрову, за Веронику Логинову, за их друзей, за их одноклассников, за всех, кто может многому научиться у этих девочек. Я имею в виду не только умение признавать свои ошибки, не только умение прощать, но прежде всего их искренность и смелость.

– Выходит, мы с тобой здесь самые клевые? – шепотом говорит Марина, и Ника чуть слышно хихикает.

В раздевалке Гоша подводит Лёву к Нике.

– Послушай, Ника, – говорит он, – спасибо тебе, ну, за то, что ты про меня там сказала. Но я хочу тебе сказать, что ты вот думаешь, это Лёва не сдержал слово? Ну, короче, это неправда: это не Лёва разболтал про твоих родителей, это Вадик рассказал Оле – они же, оказывается, давно знакомы. На этом его, кстати, и поймали вчера.

И Лёва с Никой пожимают друг другу руки, и вот уже они стоят на крыльце школы, все четверо. Снег шел весь день и к вечеру на школьном дворе лежит ровным белым покровом. Не осталось никаких следов – словно и не бегали весь день школьники, не приходили и не уходили учителя, не забирали первоклашек родители. Перед ними – чистое белое поле.

И Ника чувствует себя так же – очищенной, свободной от всего, что случилось. Она стоит рядом с тремя своими одноклассниками, с тремя своими друзьями и чувствует: на этих людей она может положиться во всем.

А снег все идет, все падает на школьный двор, падает на город – и только с главной башни страны сияет заключенная в круг серебряная звезда, сияет, словно бессонный маяк, указующий путь всем живым.

– Это ты первая сказала, что ДэДэ – шпион, – говорит Гоша.

– Нет, это Лёва, – отвечает Ника, – я точно помню. Мы с ним были в зоомагазине, и он сказал, мол, ДэДэ шпион, потому что водит всех в какие-то странные походы.

– Не говорил я этого, – оправдывается Лёва. – Ну, или я пошутил, а ты поверила.

– Я – поверила? – возмущается Ника. – Это же Гоша его выслеживал, а не я! Я вообще об этом впервые слышу!

– А что я? – говорит Гоша. – Мне Лёва сказал, что ты сказала, что ДэДэ – шпион.

– Глупости все это, – не выдерживает Марина, – с чего вы взяли? Почему шпион? Просто – сволочь.

Они сидят на полу в Марининой комнате. Гоша только что рассказал Нике, как он тогда выслеживал ДэДэ и выяснил, что с ним дружит Зиночка: не такой уж большой секрет, если честно.

– Зато было интересно, – говорит Гоша. – Знаете, как трудно выслеживать человека? Особенно в метро! Садишься в соседний вагон и все время боишься, что он выйдет на остановке, а ты не заметишь.