Гоша по обыкновению говорит свое: Ух ты! – а Марина спорит: мол, если бы географ был шпионом, его давно бы уже поймали. И вообще – с мертвыми сейчас мир, шпионы только в кино и остались.

О мертвых Марина знает больше всех в классе. Все-таки ее папа время от времени бывает на приемах в Министерстве по делам Заграничья, встречается с мертвыми послами, заключает какие-то торговые сделки – покупает мертвую технику или мертвую одежду, те самые вещи, которые потом не найдешь в магазинах, только у знакомых или на «черном рынке». Марина сто раз просила папу достать ей мертвый плеер – живые плееры, которые продаются в магазинах, то и дело ломаются и жуют пленку – но папа категорически отказывался. Мама объяснила: мертвые все время предлагают ему подарки, чтобы он заключил договор именно с ними, на их условиях. Но подарки эти брать нельзя: если узнают, в лучшем случае выгонят с работы.

Так что Марине приходится ограничиваться редкими папиными рассказами о мертвых. Он говорит, мертвые вовсе не похожи на то, как их показывают в кино, – по крайней мере, те мертвые, с которыми знаком папа. Они хорошо одеты, белокожи, носят, как правило, черные очки и смокинг, да и вообще всем похожи на живых людей, разве что действительно не любят солнце. Вот деловые встречи и проходят по ночам, а утром папа отсыпается, так что Марина видит его только по выходным.

Само собой, папе не до Марининых троек, тем более по географии. Зато по мертвым языкам у нее всегда пятерки – и это папа ценит. Недаром когда-то хотел отдать ее в языковую спецшколу.

Марина выходит на улицу. Надо же, снег еще не растаял! Смеясь, она бросает снежок в Гошу, кричит:

– Откроем сезон?

– Ага, – и, бросив сумку, Гоша хватает пригоршню снега.

Лёва уже куда-то убежал, так быстро, что Марина даже удивилась.

– Что это с ним? – спросила она Гошу.

– Может, он Нику пошел провожать?

– Ника-Кика, – зло ответила Марина. – Не дружит он больше с нами, я правильно поняла?

– Почему не дружит? – пожал плечами Гоша, – можно же дружить и с ней, и с нами?

– Как-то раньше без нее обходились, – сказала Марина, – и ничего.

В раздевалке она рассказывала Гоше мертвый фильм, который когда-то видел дядя Коля и потом пересказал ей. Это был фильм про мертвое об-гру, только оно называлось как-то по-другому. Действие происходило в специальной школе-монастыре, и главного героя приходили учить тонкостям боевой техники четыре призрака.

Вообще, в мертвых фильмах всегда довольно много призраков – что, конечно, неудивительно. Призраки – они ведь тоже мертвые, но только перешедшие Границу.

Тут Марина всегда путалась, а папу спросить стеснялась. Мертвые, с которыми общались папа и дядя Коля, призраками не были, это точно. Не были они, разумеется, и боевыми зомби: лишенными разума мертвыми, брошенными на прорыв Границы. Получалось, не все мертвые, пересекшие Границу, становятся призраками. Хочется разобраться, но в книгах ничего не пишут, а папу спросить Марина не решается. Можно еще поговорить с Павлом Васильевичем, но тут надо выждать момент, когда он начнет вспоминать войну. Вот тут и надо спрашивать.

Гошин снежок попадает Марине прямо в нос. Становится мокро и смешно.

– Ну, берегись! – кричит она. – Не уйдешь!

– Ну чего, до первой крови? – говорит Лёва.

Вадик толкает его в грудь:

– Ты, Рыжий, самый борзый, что ли, да?

– Сам ты борзый.

Традиционный ритуал: толчки, оскорбления, топтание по кругу, и только потом – драка.

Лёва и Вадик топчутся во дворе спортшколы, окруженные пятнашками. Вчера Лёва подошел к забору, крикнул: